"Даниил Гранин. Еще заметен след (Авт.сб. "Наш комбат")" - читать интересную книгу автораЕго тяжело ранило в наступлении. В октябре сорок второго года. И он умер
через три дня. - В октябре сорок второго? Что за наступление? Наверное, в сентябре. - Нет, в октябре. Это точно. - Не могло этого быть. - Вы сами сейчас прочтете. Мы получили официальную бумагу. - Она смотрела на меня с сожалением. - Ладно, разберемся, - сказал я. Что-то тут было не так, но я не стал торопиться со своей правотой. "Получил твое длинное письмо. Мне очень понравилось, как ты прямолинейно и действительно жизненно ответила на мои вопросы. Раз я могу надеяться, мы должны продолжать переписку и возможно лучше узнать внутренний мир друг друга. Правда, я не имею пока возможности писать подробно. Фотокарточку пришлю, как только снимусь, т.е. смогу отлучиться с передовой. Национальные отличия меня нисколько не смущают, я сужу по Аполлону, с которым мы в оч.хор. отношениях. Я вообще не знаю, какую роль может играть национальность в любви. Аполлон сильно ранен, не знаю, куда его отправили и жив ли он. Пиши чаще, письма дают моральную поддержку". У нас в роте были узбеки, двое, это я точно помню. Они говорили между собой по-своему. Поэтому я помню. А других национальностей не помню, мы тогда начисто не интересовались этим вопросом. - Жаль, что нельзя прочитать ваши ответы, - сказал я. - Они к делу не относятся. - К какому делу? - К моему. - Вы мне морочите голову, - сказал я. - Так же, как морочили бедному Борису. - Откуда вы знаете, что я морочила? Он вам рассказывал? - Нет, об этом легко догадаться. - Неизвестно, кто кому морочил. Разве вы не видите по его письмам? Он не вкладывал в них ни труда, ни трепета. - Трепета? - это слово меня озадачило. Наверное, я никогда его не произносил. Интересно, был ли трепет в моих письмах. - А вы? - А я... я считала, что помогаю фронту. - Ничего себе помощь. Взгляд ее похолодел и отстранил меня, отодвинул куда-то вниз так, что она могла смотреть свысока. - К вашему сведению, я днем ходила в институт, а вечером работала в госпитале. - Кем же вы работали? - спросил я, еще не сдаваясь. - Санитаркой. - Тогда сдаюсь, - сказал я. - Санитаркам доставалось. - Колесников прав, у вас фронтовое чванство... Вот та фотография. Две девочки в довоенных белых платьицах сидели на скамеечке у цветущего олеандра. Над ними навис мальчик, вытянутый, нескладный, какими бывают в отрочестве, когда не поспевают за своим ростом. Крохотные усики темнели под горбатым носом. У одной девушки коса была перекинута на грудь, другая - стриженая, с ровной челочкой, и смотрела она на меня с восторгом и смущением, будто слушала признание. Это была удачная фотография. Когда-то |
|
|