"Даниил Гранин. Все было не совсем так" - читать интересную книгу автора

удачно. Отработав свои годы на селе, она поступила в аспирантуру,
защитилась, стала кандидатом наук. Продолжала работать в школе уже в Москве,
потом в институте, всего 40 лет преподавания. Они с мужем уже возглавляют
свою династию учителей. Письмо ее подтвердило давно известное - доброе дело
не забывается. Злое можно простить и забыть, а над добрым время не властно.
Не помню того моего письма, на послания я вообще отвечаю редко, неаккуратно,
поэтому тем более радостно получить этот отклик из далекого прошлого.

* * *

Дочь моих приятелей, студентка, спросила меня: "Когда мы снова
приступим к строительству коммунизма?"

* * *

Революция 1917 года жаждала перемен в жизни народа. Царская власть
изгадила себя - 1905-м годом, русско-японской войной, Распутиным, а еще она
залезла в совершенно непонятную войну с немцами. Народ возбуждали лозунгами
о мире, о земле, о захвате фабрик и поместий.
Накипело у солдат, у крестьян, у мещан, но очень быстро накипело и у
офицеров, у всех интеллигентов, возненавидели хамство, бескультурье толпы,
этих жлобов, разрушителей России, с их плевками, пощечинами русским гениям.
Жить в такой блевотине не мог ни Бунин, ни Шаляпин, ни Блок. Бунин
безжалостно описывает деятелей революции: "Шинель внакидку, картуз на
затылок. Широкий, коротконогий. Спокойно-нахален, жрет и от времени до
времени задает вопросы - не говорит, а все только спрашивает, ни единому
ответу не верит, во всем подозревает брехню". Это 1918 год. Так началось,
так и продолжалось все годы советской власти. Жлобство это перешло наверх,
до самого Кремля. Архитекторы вспоминали, как в 1960-е годы их принимал у
себя на даче генсек КПСС Н. С. Хрущев. "Сидел, ноги в тазу. Думаете, это
невоспитанность? Нет, это хамство как неотъемлемое качество власти сверху
донизу. Когда он, Хрущев, стучал ботинком в ООН, это то же самое, это
программа".

* * *

В блокаду я попал в столовую квартиры моего знакомого профессора. Труп
его лежал на диване, из разбитого окна намело снег. Я открывал дверцы
буфета. Сервиз заполнил все полки, блюда шикарные для пирогов, длинные для
рыбы, селедочницы, супница, салатница украшена красными раками, розетки для
варенья, печенья. Все блестело, чистенькое, красивое. Ваза для фруктов,
в ящике лежали терки, консервные ножи, штопоры, уксусные флаконы.

* * *

Я знал Россию, ту, что поднялась на Великую Отечественную войну, спасая
свои народы от фашизма, а за ними и Европу. Знал ее и после войны, когда
оголодавшая, разутая, бездомная, стала она восстанавливаться. Я хорошо знал
эти две России, потому как сам и воевал, и восстанавливал разруху.
То были два прекрасных народа. Трагические испытания подняли их дух как