"Даниил Гранин. Все было не совсем так" - читать интересную книгу автора

впечатление тоже своей игрой. С этого начался их роман.
Дельмас охотно рассказывала о Блоке. По своему невежеству я не мог
отделить вещи известные, опубликованные, от неизвестных. Ничего не
выспрашивал, мой интерес сводился к ней самой, чем ее привлек Блок, был ли
он веселым, щедрым, выдумщиком? Вскоре она разоткровенничалась. Рассказала,
как Блок приходил к ней сюда. Про "Пушкинский Дом" сказала: "Они все просят
у меня что-то, связанное с Блоком, - письма, фото, книги, а вот кушетку эту
не просят", - и вдруг подмигнула мне.
Стала показывать мне блоковские письма. Там было одно многостраничное,
где Блок размышлял о религии, о своем отношении к Высшему разуму или Творцу,
не помню. Были и интимные. Дельмас спросила меня: "Они просят продать им эти
письма, но не хочется. Ведь они не предназначены для других людей. А уж для
печати вовсе. Он был бы недоволен, это неприлично к его памяти. Как вы
думаете?"
Сказал, что она права. Тогда она спросила, имеет ли она право сжечь его
письма? Почему нет, это ее личное имущество, ей адресованное, в конце
концов, она полная хозяйка. Примерно так я сказал. Она обрадовалась: "Я
сошлюсь на вас". - "Да ради бога". - "А мне ничего за это не будет?" -
"Закон на вашей стороне, да и что они могут сделать".
Не знаю, как она в конце концов распорядилась, но Игорь Клюкин
возмутился, он считал, что это общенациональная ценность, историческое
сокровище, что будет преступлением, если письма Блока погибнут.
Мы с ним долго спорили. Сейчас, вспоминая об этом, я был бы уже не так
категоричен.
С мертвыми, конечно, надо считаться. С их взглядами, их этикой, тем
более, что защищать себя они не могут. Мы скучные материалисты. Мы уверены,
что им уже все равно, что они не узнают, не почувствуют, поскольку они ни в
каком виде не существуют.

* * *

Она написала мне спустя полвека. Молодая учительница, Наталия Соколова,
окончив институт, получила направление в село Кащеево Белгородской области.
Было это в 1956 году. Уехала преподавать русской язык, как положено, на два
года.
В школе - земляной пол, не было ни электричества, ни радио. Вода в
ведре замерзла. "Пять девятых классов и выпускной. Горы тетрадей". Родители
из Москвы посылали ей свечи ящиками.
"Я научилась издалека носить воду, ко мне стали лучше относиться.
Ученики ходили в школу за 5, за 10 километров.
А вот отношения с директором и его женой не сложились. Я с молодыми
учителями провела читательскую конференцию по Вашей книге "Искатели"...
Обобщив то, что сумели понять и прочувствовать участники конференции,
я послала Вам письмо в Ленинград. К нашему радостному удивлению, Вы
ответили чудесным, добрым, уважительным и подробным письмом. Это стало
известно всей округе... На какое-то время мои мучители оставили меня в
покое".
Здесь и дальше опускаю комплиментарную часть, мне важно другое - как
отзывалось мое слово. Оказывается, помнилось долго, и вот спустя полвека
вернулось. Дальнейшая судьба Наталии Соколовой сложилась, можно считать,