"Даниил Гранин. Все было не совсем так" - читать интересную книгу автора

мог рассчитывать на военную карьеру. Начарт вполне мог бы схарчить рядового
Д., если бы не комбат. Дело в том, что комбат посылал этого парня в
развалины Пулковской обсерватории за литературой. Оттуда Д. приносил старые
комплекты журнала "Огонек", "Нива", атласы звезд. Комбату нравились наклейки
"Служба звезд", "Служба Солнца". Он любил читать. Характер ему позволял.
Характер был замедленный, рассудительный. Ни в каких передрягах, ни во время
боя, ни при выпивках он не срывался на ругань. Чем тише он говорил, тем
лучше его слышали. Никогда не отвечал сразу. Спокойствие у него было
нутряное, действовало оно отрезвляюще.
Ночью, когда появлялись звезды, он призывал Д., и они искали созвездия,
начертанные в атласах. Д. приносил из подвалов обсерватории кипы протоколов
наблюдений, как они там назывались, для растопок. Звезды хорошо горели.
Тонкая бумага годилась на самокрутки.
- Чего-нибудь там выискали? - посмеиваясь, спрашивал их комиссар, тыкая
пальцем в небо.
Комиссар Елизаров считался стариком. Было ему лет сорок пять. Рыхлый,
малоподвижный, он не вмешивался в действия комбата, не мешал штабникам,
жалобы, обиды выслушивал сонно, приговаривал: "Все пройдет зимой холодной,
пройдет и это". Его любили за то, что он терпеливо выслушивал любого.
Политбеседы его звучали странно. На войне все врут одинаково, убеждал он,
всем приятно, что уничтожено 70 танков, 990 гитлеровцев. Английские штабы
также врут. Думаешь, комбат не понимает, когда ему залепуху докладывает
ротный, что осталось четыре мины? Ему тоже тогда можно наверх доложить. Ложь
разная, наша советская ложь самая гуманная. Зачем вам про то, что
в Ленинграде съели всех собак? Вам это поможет? Правдой надо
пользоваться умеренно. Ложь, она оптимистична.
- Я лично не люблю правдолюбцев. С ними трудно в политработе, - говорил
он, прихлебывая водку словно чай, посмеиваясь. Не поймешь, может, шутит.
Слова его что-то сдвигали в голове, никак потом на место не вернуть.
- Вертинский чуждый нам человек, - вразумлял он Лаврентьева, - тоскует
по родине. Не нашей, советской, а по царской. Конечно, родился он в ту
эпоху, его родиной не мог быть Советский Союз, ну и что, я тоже при царе
родился и все наши руководители. Теперь наша родина СССР. У человека не
могут быть две Родины. Мы говорим - любите свою Родину, тут надо подумать.
Потому что, когда товарищ Сталин назвал нам Кутузова, Суворова, Дмитрия
Донского, он имел в виду царскую Россию. Выходит, две Родины соединились,
значит, Вертинский оказался где?...
Утвердился Д., когда придумал жечь провод для освещения, жечь с обоих
концов, света больше было. И еще деревянный станок для пулемета смастерил.
Легче, руки не примерзают.
Одни в батальоне тощали от голода, другие пухли. Немцы зазывали к себе
по радио, обещали хорошую кормежку. Как особист Баскаков ни старался,
переходы участились. Дистрофиков увозили в госпиталь. Пополнения не
присылали. Пополнялись только вшами.
Елизаров сомневался, сумеем ли мы удержать оборону. На четыре с лишним
километра у нас осталось 135 человек. Надо готовить в городе отряды
сопротивления. Баскаков считал такие разговоры пораженческими, предупредил
комиссара.
Елизаров вдруг вспылил, вытащил из кармана орден Красного Знамени,
оказывается, его за финскую войну наградили, а мы и не знали.