"Роберт Грэйвс. Божественный Клавдий и его жена Мессалина (Роман, #2) [И]" - читать интересную книгу автора

остальная армия по поводу столь неконституционного поступка гвардейцев,
что думал об этом сенат, какие чувства вызывала у них необходимость
признать правителем Рима такого человека, как я, от которого они не ждали
ничего хорошего, и не привело ли все это к кровопролитию, и какая судьба
постигла Кассия Херею, Аквилу, Тигра - все до единого офицеры гвардии - и
других убийц Калигулы, в том числе мужа моей племянницы Виниция. Так нет
же, последние строки предыдущего тома посвящены совершенно неуместным
мыслям, проносившимся у меня в уме, в то время как, напялив мне на голову
венок Калигулы из золотых дубовых листьев, меня раз за разом обносили в
самой неудобной позе на плечах двух капралов вокруг Большого дворцового
двора под приветственные крики гвардейцев.
Прервал я свое повествование на этом месте по одной-единственной причине
- я пишу не столько, чтобы сообщить об исторических событиях, сколько
желая попросить прощения за то, что позволил себе стать монархом римского
мира. Вы, возможно, помните, если читали первый том книги, что и дед мой,
и отец были убежденные республиканцы, и я пошел по их стопам. Правление
моего дяди Тиберия и племянника Калигулы только усугубили мое
предубеждение против монархии. Мне минуло пятьдесят к тому времени, как
меня провозгласили императором, а в этом возрасте мы не так-то легко
меняем свои политические взгляды. Я хотел прежде всего показать, сколь
мало я стремился к власти и сколь трудно было противостоять гвардейцам -
не уступи я тут же их капризу, это привело бы не только к моей собственной
смерти, но и к смерти моей жены Мессалины, в которую я был страстно
влюблен, и неродившегося еще ребенка. (Интересно, почему мы испытываем
такую нежность к неродившемуся ребенку?) Особенно мне неприятно, что
потомки могут заклеймить меня как хитрого приспособленца, который
притворился дурачком, был тише воды и ниже травы, пока не дождался
благоприятного момента, а когда прослышал о дворцовом заговоре против
императора, храбро вышел вперед, заявив свои права на престол. Продолжение
моей истории в этом, втором, томе должно служить оправданием тому далеко
не прямому курсу, которого я придерживался все тринадцать лет, что правлю
империей. Другими словами, я надеюсь объяснить свои, казалось бы,
несообразные поступки на разных этапах правления их связью с принципами,
которых я не скрывал и которым - клянусь в этом - никогда намеренно не
изменял. Если это мне не удастся, я надеюсь по крайней мере показать
читателям, в каком исключительно трудном положении я оказался,- пусть они
сами решат, был ли у меня выбор, каким иным курсом я мог идти.
Итак, продолжаю с того места, где я прервал нить своего повествования.
Прежде всего разрешите мне повторить, что все могло обернуться куда хуже,
если бы в Риме в это время случайно не гостил царь Иудеи Ирод Агриппа. Он
единственный не потерял головы в критическую минуту и предотвратил резню,
которая угрожала всем зрителям, находившимся в театре на Палатинском
холме, от руки германцев - телохранителей императора. Тем, кто читал
первую половину моей книги, может показаться странным, что до самых
последних страниц они не встретили ни одного прямого упоминания об этом
поразительном человеке, хотя в ряде случаев наши жизненные пути
переплетались самым тесным образом. Дело в том, что, отдай я должное его
необыкновенным эскападам - увлекательнейшее чтение само по себе,- он стал
бы чересчур важным персонажем книги, а передо мной стояла совсем иная
цель. И без того моей повести постоянно грозило быть обремененной