"Грэм Грин. Брайтонский леденец" - читать интересную книгу автора

убит Кайт.
На улице, на расстоянии двадцати ярдов, он увидел Кьюбита. Кьюбит был
крупный мужчина с рыжими волосами, подстриженными ежиком, весь в
веснушках. Он заметил Хейла, но не подал вида, что узнал его, и продолжал
стоять, небрежно прислонившись к почтовому ящику и наблюдая. Подошел
почтальон, чтобы вынуть письма, и Кьюбит отодвинулся от ящика. Хейл видел,
как он шутил с почтальоном, как почтальон смеялся, наполняя свой мешок, а
Кьюбит все время смотрел не на него, а на дорогу, ожидая Хейла. Хейл точно
знал, что он будет делать дальше; он знал всю эту компанию; Кьюбит
медлительный и всегда держится с ним по-приятельски. Он просто возьмет
Хейла под руку и потащит его куда захочет.
Но, как и прежде, его не покидало чувство отчаянной гордости, гордости,
которую он поддерживал в себе рассудком. Его мутило от страха, но он
повторял себе: "Я не собираюсь умирать". Он даже заставлял себя шутить:
"Не хочу стать сенсацией для первой страницы газеты". Две женщины,
садившиеся в такси, джаз, игравший на Дворцовом молу, слово "таблетки",
тающее, как белый дымок в бледном чистом небе, - это и была реальность, а
не рыжий Кьюбит, ждавший возле почтового ящика. Хейл повернул обратно,
снова пересек дорогу и быстро пошел назад, к Западному молу; он не убегал,
у него был свой план.
Нужно только найти себе девушку, думал он, тут, наверно, их сотни, и
все мечтают познакомиться с кем-нибудь в Троицын день; каждая хочет, чтобы
с ней выпили, потанцевали у Шерри, а потом проводили ее домой в дачном
поезде, подвыпившую и ласковую. Это - самое верное дело, всюду ходить со
свидетелем. На вокзал идти сейчас не следовало, даже если бы против этого
не восставала его гордость. Его, конечно, будут подстерегать именно там;
легче всего убить одинокого человека на железнодорожной станции: им стоит
только стать плечом к плечу у двери вагона или прижать его в толкотне к
барьеру, ведь именно на станции банда Коллеони прикончила Кайта. Вдоль
всей набережной во взятых напрокат за два пенса шезлонгах сидели девушки,
мечтая с кем-нибудь познакомиться, - все, кто приехал без своего дружка:
секретарши, продавщицы, парикмахерши - последних можно было узнать по
свежему и модному перманенту, по тщательно наманикюренным ногтям; вчера
они долго оставались в своей парикмахерской, до полуночи готовя друг друга
к празднику. Теперь они разомлели и вспотели на солнце.
Мимо их шезлонгов по двое и по трое прогуливались мужчины; они впервые
надели свои летние костюмы, на них были серебристо-серые брюки с острой,
как нож, складкой и нарядные рубашки; они ходили с таким видом, как будто
им совершенно безразлично - познакомятся ли они с девушкой или нет. Хейл в
своем поношенном костюме, скрученном галстуке и полосатой рубашке был на
десять лет старше-их всех, и у него не было никакой надежды понравиться
кому-нибудь из девушек. Он предлагал им сигареты, но они смотрели на него,
как герцогини, широко раскрытыми холодными глазами и отвечали: "Спасибо, я
не курю", - а он знал, что на расстоянии двадцати ярдов за ним тащится
Кьюбит.
От этого Хейл держал себя как-то странно. Он не мог скрыть своего
отчаяния. Он слышал, как девушки смеялись за его спиной над его одеждой и
странной манерой говорить. Хейл вообще был о себе невысокого мнения: он
гордился только своей профессией, но не нравился себе самому, когда
смотрелся в зеркало, - худые ноги, впалая грудь, - и одевался он плохо и