Письмо двенадцатое

Однажды все газеты вышли с крупными заголовками:

Дело ясное — заболел какой-то важный ортисянин. Почему лечить его берётся писатель? Потому что врачи отказались: Они считают, что Бурёнкин совершенно здоров. У него нет ни насморка, ни кашля. Сердце на месте. Хоть и не сильно, но бьётся. Руки, ноги, глаза, желудок, печёнка, лёгкие, почки — всё без каких-либо изменений. Даже двенадцатиперстная кишка длиной ровно двенадцать пальцев — как у всех. Но лежит он всё-таки в больнице.

Сейчас Сатурн только лежит. Причём лежит так усердно, что даже с боку на бок его поворачивают санитары.

Он ничего не просит, потому что, кажется, ничего не хочет. Ест, что дают. Пьёт — тоже. Послушен, как пластилин. Стоит ему сказать: «А теперь, Бурёнкин, пора спать!» — он покорно закрывает глаза и спит.

Собственно, спит он почти круглые сутки: и ночью и днём. Разница только в том, что ночью он спит с закрытыми глазами, а днём с открытыми.

Самые большие медицинские авторитеты разводили руками и ждали от писателя чуда.

И вот вчера больного посетил писатель Тсатнаф. До этого он побывал в школе, где учился Бурёнкин, и долго беседовал с учителями. Навестил он также и родителей Сатурна и тоже разговаривал с ними очень долго. С больным же перекинулся только несколькими словами. Вышел и сказал:

— Он болен самой страшной болезнью, какой может заболеть человек. Перед ней бессильны все ваши микстуры, порошки, уколы, скальпели и даже советы вроде «Не расстраивайся, всё пройдёт». Сатурн Бурёнкин не имеет мечты. Где, когда и как потерял он её, установить не удалось. Но он живёт без мечты — и в этом его болезнь.

— Доказательства! — закричали медики.

— Пожалуйста, — спокойно сказал Тсатнаф и произнёс пламенную речь, прославившую его на весь Ортис. — Сатурн никогда не мечтал быть сильным — и рос самым слабым в классе. Его обижали не только мальчишки, но даже девчонки, у которых руки так и тянулись подёргать его за косички. Правда, косичек у Сатурна не обнаружено.

Он никогда не мечтал знать больше всех — и учебники читал только «от» и «до». Однажды, второпях, он поставил «до» в середине предложения. Это предложение так и осталось недочитанным.

Он никогда не мечтал о пятёрке — и поэтому учился только на тройки.

Он никогда не мечтал быть храбрым — и был страшным трусом.

Он никогда не мечтал быть красивым — и ходил неряхой.

Он никогда не мечтал стать чемпионом мира по шахматам — и, кроме е-2, е-4, не знал ни одного начала.

Он никогда не мечтал ни об открытиях — и за всю свою жизнь ничего не открыл, кроме свалки, на которую в поисках металлолома набрел случайно.

Он никогда не мечтал стать лауреатом певцов-солистов — и тянул только в школьном хоре, и то при условии, если явка на спевку была обязательна.

Он никогда не мечтал о полёте в космос — и, кроме Большой Медведицы, не мог отыскать на небе ни одного созвездия. А все сведения о Луне исчерпывались загадкой: «Над бабушкиной избушкой висит хлеба краюшка».

Вот почему он не походит ни на одного нормального ортисянина.

Вот почему он живёт и не живёт.

Если ваша медицина способна дать больному мечту, в каком бы виде она ни была — в микстуре, порошке или таблетке, — дайте её! И жизнь Сатурна Бурёнкина будет спасена.

Речь Тсатнафа парализовала ортисян. Ни один из них никогда бы не подумал, что из-за отсутствия какой-то мечты можно дойти до такого состояния.

Родственники Бурёнкина чуть было не разрыдались. Они решили, что всё погибло, потому что мечта-это даже не иголка и её никто не найдёт. Но их успокоили.

Каким-то чудом удалось установить, что мечта вовсе не потеряна. Она только спит. Стоит разбудить её — и Сатурн будет здоров.

Но легко сказать «разбудить». Никто не знал, как это сделать. И тогда-то Тсатнаф взялся попробовать. Он прописал больному — нет, не микстуру и не таблетки, — он прописал ему книгу собственного сочинения по одной главе в день.

Что это за книга — никто не знает. Но кое-что, видно, всё-таки разведать удалось, потому что в этот же день было решено в целях профилактики срочно издать учебник о мечте. Будущий учебник единогласно назвали «Мечтарём». Изучение «Мечтаря» рекомендовали начинать до знакомства с букварём и заканчивать в день ухода на пенсию, с тем чтобы не расставаться с ним в течение всей трудовой жизни.

Вот и вся поучительная история с Сатурном Бурёнкиным.

Могу добавить ещё, что после этого случая вечером все скамейки в парках, садах и скверах были заняты. Встревоженные жители Ортиса мечтали. Каждый проверял, не уснула ли у него мечта. Оказаться в положении Сатурна Бурёнкина никому не хотелось.

Вот какая история, дорогой Степка, приключилась со мной, когда я попал на Ортис. На этом я кончаю своё последнее письмо. Почему последнее? Потому что завтра мы уезжаем с дачи.

Ты думаешь, что я в самом деле был на Ортисе? Это я всё на даче придумал. Я уже знаю, что ты спросишь меня: как же я всё это сочинил?

А очень просто.

Встретился я на улице с незнакомыми ребятишками (они у меня попросили пуговицы для коллекции) и вообразил, что передо мной ортисяне.

С пуговицами получилось почти так, как я тебе написал.

Потом я придумал звукособиратель.

Потом цветок ирвен.

Так шаг за шагом я открывал свою планету.

Почему я назвал её Ортисом? Скрывать не стану. Посмотрел на бутылку ситро на столе — и прочел наоборот. Вышло отличное название для новой планеты. Таким же способом я нашёл и многие другие ортисянские названия и имена.

Теперь прощай, Ортис! Прощайте, ортисяне!

Но почему «прощайте»? Разве можно проститься с мечтой? Так и недолго оказаться в положении Сатурна Бурёнкина.

Я знаю, на Ортисе есть и свой Северный полюс, и своя Антарктида, и своя целина. И всё это ещё совсем-совсем не исследовано.

Нет, Степа, пусть уж лучше Ортис будет всегда с нами. Пусть будет со всеми, кто любит мечтать и фантазировать. Кто любит путешествовать и открывать. Кто любит шутить и смеяться.

Ару!