"Г.Грин. Конец одной любовной связи" - читать интересную книгу автора

вижу себя в других, и беспокоюсь, и очень хочу поверить в святость, в
высокую добродетель.
Чтобы огорчить Генри, я повторил ему надписи, но он просто сказал:
- Страшная штука ревность.
- Это вы про грудастую бабу?
- Про все. Когда нам плохо, мы завидуем чужому счастью.
Я никак не думал, что такому можно научиться в министерстве. Вот и
снова я пишу с горечью. Какая скучная, мертвая эта горечь! Если бы я мог, я
бы писал с любовью, но если бы я умел писать с любовью, я был бы другим и
любви не потерял. Но вдруг над блестящей плиткой столика что-то коснулось
меня - не любовь, просто жалость к несчастному; и я сказал Генри:
- Вам плохо?
- Бендрикс, я очень беспокоюсь.
- Расскажите.
Вероятно, он не стал бы говорить, если бы не выпил рому, а может, он
все-таки подозревал, что я о нем очень много знаю? Сара не предала бы его,
но когда люди так близки, как мы с нею, поневоле что-нибудь да узнаешь. Я
знал, что у него родинка слева на животе, потому что мое родимое пятно
как-то напомнило об этом Саре; знал, что он близорук, но при посторонних
очков не носит (а я был достаточно посторонним); знал, что он пьет чай в
десять часов; знал даже, как он спит. Может быть, он понимал это и думал,
что лишний факт ничего не изменит?
- Я беспокоюсь о Саре, - сказал он.
Дверь открылась, и я увидел, как льется дождь. Какой-то веселый человек
сунул голову в бар и крикнул:
- Эй, как вы там?!
Но никто ему не ответил.
- Она болеет? - спросил я. - Вы вроде сказали...
- Нет, не болеет. Наверное, нет. - Он с неудовольствием огляделся, он
не привык к таким местам. Я заметил, что глаза у него красные. Может быть,
ему надо бы чаще носить очки - посторонних всегда много; а может, он плакал.
- Бендрикс, - сказал он, - здесь я говорить не могу, - словно привык
говорить со мной хоть где-то. - Пойдем куда-нибудь.
- Сара еще не вернулась?
- Скорее всего - нет.
Я заплатил и снова подумал, как же он расстроен - он очень не любил
одолжений. В такси он раньше всех вынимал деньги. На улице все еще шел
дождь, но дом его был близко. Он отпер дверь под оконцем времен королевы
Анны и позвал: "Сара, Сара!" Я ждал и боялся ответа, никто не отозвался, и
он сказал:
- Она еще не пришла. Зайдем в кабинет.
Я никогда не был в кабинете. Я был Сариным другом и его видел только у
нее, где все так не подходило одно к другому, мебель была самая разная, а не
какая-нибудь "старая", вообще казалось, что вещи - сегодняшние, Сара не
признавала ни былых вкусов, ни былых чувств. Она держала только то, что ей
нужно; а здесь, наверное, никто не трогал ничего. Томики Гиббона навряд ли
открывали, томики Скотта, должно быть, принадлежали когда-то отцу, как и
бронзовая копия дискобола. А все же он был счастливей меня в своей ненужной
комнате - в своей. И я подумал с завистью и грустью, что если ты владеешь
чем-то, ты можешь этим не пользоваться.