"Филиппа Грегори. Вайдекр " - читать интересную книгу автора

Когда плохая погода вынуждала меня оставаться дома, я просила Гарри
поиграть со мной, но у нас не находилось общих занятий. Пока я хандрила,
слоняясь по темной библиотеке, где меня привлекали только книги регистрации
папиных лошадей, Гарри устраивал себе на подоконнике мягкое гнездышко из
диванных подушек и сидел в нем целыми часами неподвижно, как пухлый лесной
голубь, с книжкой в одной руке и сластями - в другой. Если вдруг ветер
разгонял тучи и выглядывало солнышко, Гарри смотрел в окно на мокрый сад и
говорил:
- Еще слишком сыро. Ты намочишь свои чулки и туфли, Беатрис, и мама
будет тебя ругать. Оставайся со мной.
И Гарри опять оставался дома, посасывая конфеты, а я выбегала в сад,
где на каждом листочке, темном и блестящем, сидела дрожащая капелька дождя,
которую так и тянуло слизнуть. В каждом тугом, тяжелом цветке тоже таилась
сверкающая как бриллиант капля. Если дождь настигал меня во время моих
бесконечных скитаний, я всегда могла найти убежище в плетеной беседке в
розовом саду и оттуда наблюдать, как падают на землю его косые струи. Но
гораздо чаще я вообще старалась не замечать его и продолжала либо гулять по
залитому водой выгону, позади мокрых пони, либо по тропинкам буковой рощи, а
иногда спускалась к речке Фенни, которая серебряной змейкой извивалась вдоль
опушки леса и позади выгона.
Итак, хотя мы с Гарри были близки по возрасту, мы росли совершенно
чужими. Обычно дом, в котором растут двое детей, особенно если один из них
шалун, никогда не бывает очень тихим, но мне кажется, жизнь у нас проходила
довольно спокойно. Брак моих родителей состоялся скорее из материальных
соображений, чем по обоюдной склонности, и для нас, для слуг, и даже для
жителей деревни, было очевидно, что они раздражают друг друга. Мама находила
отца грубым и вульгарным. И папа, действительно, часто оскорблял ее чувство
собственного достоинства громким, бесцеремонным смехом, протяжным суссекским
выговором, своими панибратскими отношениями со всеми мужчинами в округе,
неважно были ли они нищими батраками или почтенными арендаторами.
Мама считала, что ее городские манеры служат примером для всего
графства, но в действительности над ними просто смеялись. Ее манерная,
семенящая походка высмеивалась и передразнивалась каждым шутником в деревне.
Наше торжественное посещение приходской церкви во главе с высокомерно
выступающей мамой и с Гарри, по-утиному переваливающимся за ней, заставляли
меня буквально сгорать от стыда. Я успокаивалась только, когда мы достигали
нашей скамьи, и в то время, когда мама и Гарри начинали истово молиться,
совала руку в папин карман и принималась перебирать находившиеся там
сокровища. Складной ножик отца, его носовой платок, колосок пшеницы или
кусочек горного хрусталя, специально припасенный для этого случая - казались
мне более важными, чем святое причастие, и более реальными, чем катехизис.
Когда после воскресной службы мы с папой спешили на церковный двор
узнать деревенские новости, мама и Гарри торопливо пробирались к коляске,
боясь инфекций и стесняясь неуклюжих деревенских шуток.
Мама пыталась приблизиться к деревенской жизни, но ей не удавалось
чувствовать себя естественно с людьми. Когда она интересовалась их
здоровьем, или спрашивала об их детях, это выглядело чрезвычайно
принужденно, как будто ей не было до этого никакого дела (а это в
действительности обстояло именно так) или она считала их жизнь не
заслуживающей внимания (что тоже было правдой). Поэтому, должно быть, в