"Филиппа Грегори. Привилегированное дитя " - читать интересную книгу автора

помнили, как лился его голос и люди поворачивали головы, чтобы, взглянуть на
юного певца. Сейчас никто не смотрел на него. Только я бросила украдкой
взгляд на Ричарда и отвернулась. Если бы он увидел, что я жалею его, он бы
расстроился еще больше.
Мы молча вернулись домой. Мама поднялась к себе наверх снять шляпку, а
я подошла к фортепиано и открыла крышку.
- Давай споем вместе, - как можно безразличнее предложила я. Взяв
несколько аккордов, я подняла глаза. Лицо Ричарда было торжественным.
- Я никогда больше не буду петь. Конечно, я могу иногда поломаться, как
сегодня в церкви, но петь в гостиных, или на кухне, или даже в ванне, когда
купаюсь, я не стану больше никогда. У меня был голос, который мне нравился,
теперь его нет.
- Но у тебя и сейчас очень миленький голос... - начала было я.
- Миленький! - вскричал он. Но тут же взял себя в руки. - Очень
миленький, не правда ли? Раньше у меня был голос, равного которому, может,
не было нигде в Европе, но мне не дали развить его. Даже не наняли для меня
учителей. Теперь его нет, осталось только то, что можно назвать "очень
миленьким". Такой голос лучше вообще не иметь.
- Что же ты будешь делать, Ричард? - спросила я. Мои губы дрожали,
будто он нанес мне смертельную рану. По-своему, это так и было.
- Я не буду делать ничего, - спокойно ответил мой кузен. - Я постараюсь
забыть о нем, словно его и не было. Я забуду о том, что хотел быть
музыкантом. Вместо этого я стану учиться быть сквайром. Сквайром Вайдекра.
Это все, что мне осталось.
Больше я никогда не просила Ричарда спеть. Мама продолжала заниматься
со мной музыкой, Ричарда же, казалось, это совсем не занимало, он каждый
день отправлялся на прогулки верхом, пытаясь побороть свой страх перед
лошадью и узнать что-нибудь о земле. Земле, его земле, единственном, что
отличало его от других нищих, плохо образованных парней в округе.
Он не сумел покорить Шехеразаду, но она была мягкой, чуткой кобылкой,
и, когда он научился ясно выражать свои команды, она прекрасно слушалась
его. Молодой племянник Денча, Джем, стал служить у нас на конюшне, и каждый
день после обеда Ричард выезжал кататься и возвращался всегда поздно.
Мы с мамой часто сидели в гостиной, я читала ей вслух, а она шила. В ту
осень я прочла два тома стихов и даже не заметила, как пожелтели листья на
каштанах, а буки стали пурпурными. Я всегда старалась садиться спиной к
окну, чтобы лучше видеть строчки и чтобы мое сердце не так болело по лесам
Вайдекра.
Иногда мы ездили в Хаверинг Холл в маленькой коляске, которую запрягал
для нас Джем. Морозный воздух румянил наши щеки, а стук копыт по твердой
земле заставлял меня сжиматься от предчувствия чего-то неизвестного, что
ожидало меня за поворотом аллеи. Но когда мы подъезжали к дому, там
оказывалась только бабушка, великолепная в своем одиночестве и значительная
в пустоте своих дней.
Однажды она пригласила меня пожить у нее, и, уставшая от немого покоя
Дауэр-Хауса, я согласилась. Как, оказалось, приятно быть единственным
ребенком в семье. Без ежедневных сражений с Ричардом. Я многому научилась у
бабушки в ту осень. Главное - смотреть в темное прошлое без упрека и в
безрадостное будущее - без жалоб. Оставаясь при этом внутренне свободной,
независимой и отважной.