"Аласдер Грей. Бедные-несчастные " - читать интересную книгу автора

сказал, что она была самой умной, самой восприимчивой к обучению из всех
знакомых ему женщин. Должно быть, это его в ней и прельстило, поскольку его
совершенно не волновала женская красота. Его вообще мало интересовали люди -
только истории болезней. Так как я учился дома, не бывал в других семьях и
никогда не играл с другими детьми, до двенадцати лет я не слишком верно
представлял себе функцию матери. Я знал разницу между врачами и сестрами и
думал, что мать - это медицинская сестра низшего разряда, которой
разрешается ходить только за маленькими. Я считал, что сам никогда в таком
уходе не нуждался, потому что был большой с самого начала.
- Но ты ведь читал главу из Книги Бытия о родословии?
- Нет. Понимаешь, сэр Колин учил меня сам, и учил только тому, что
считал нужным. Он был крайний рационалист. Поэзия, проза, история, философия
и Библия были для него чепухой - "недоказуемые байки", так он все это
называл.
- Чему же он тебя учил?
- Математике, анатомии и химии. Каждое утро и каждый вечер он измерял
мне температуру и пульс, брал у меня на анализ кровь и мочу. К шести годам я
научился делать это сам. Вследствие нарушения обмена веществ мой организм
постоянно требует определенных доз йода и сахара. Я должен очень внимательно
следить за его химическим равновесием.
- Но неужели ты ни разу не спросил сэра Колина, откуда ты взялся?
- Спросил, и в ответ он показал мне диаграммы, рисунки и заспиртованные
образцы - в общем, вышла лекция о моем появлении на свет. Мне подобные
лекции нравились. Они научили меня восхищаться строением моего тела. Это
помогло мне сохранить уважение к себе, когда я увидел, что людей отталкивает
моя наружность.
- Печальное детство, еще печальнее, чем мое.
- Не согласен. Жестоко со мной никто не обращался, и я получал
необходимые мне живое тепло и привязанность от псов сэра Колина. У него
всегда было их несколько.
- Я открыл для себя механизм размножения, наблюдая за курами и
петухами. А у твоего отца что, собаки никогда не щенились?
- Он не держал ни одной суки, только кобелей. Когда мне было тринадцать
или четырнадцать лет, сэр Колин объяснил мне, в чем и почему женское тело
отличается от мужского. Как обычно, он использовал диаграммы, рисунки и
заспиртованные образцы, но сказал, что готов устроить практический опыт с
живой, здоровой особью, если любопытство толкает меня в эту сторону. Я
ответил, что нет, не толкает.
- Прости мне мой вопрос, но - насчет отцовских собак. Вивисекцией он
занимался?
- Да, - сказал Бакстер, слегка побледнев.
- А ты? - не унимался я.
Он остановился и обратил ко мне свое скорбное, огромное, детское лицо,
перед которым я почувствовал себя уж совсем маленьким ребенком. Его голос
стал таким высоким и пронзительным, что, несмотря на вату в ушах, я
испугался за свои барабанные перепонки. Он сказал:
- Ни я, ни сэр Колин не убили и не искалечили ни единого живого
существа.
- Хотел бы я иметь право сказать то же самое о себе, - заметил я.
Он не проронил ни слова до самого конца прогулки.