"Аласдер Грей. Бедные-несчастные " - читать интересную книгу автора

медицину будут использовать как благопристойную ширму, скрывающую жестокие
дела плутократов. Моя бесплатная работа в заводской клинике тоже
поддерживает эту ширму. Она успокаивает мою совесть. Чтобы пересадить хотя
бы желудок, нужна операция длительностью в тридцать три часа. И прежде чем
начать, я должен потратить не меньше двух недель, чтобы отыскать и
подготовить тело, совместимое с телом пациента. За это время несколько моих
обездоленных пациентов умрут или измучатся от нестерпимой боли без рутинной
хирургической помощи.
- Зачем тогда тратить время на совершиенствование отцовских методов?
- Тут есть личные причины, о которых я не скажу тебе, Свичнет. Я
понимаю, что это звучит не по-дружески, но теперь я вижу, что другом моим ты
и не был никогда, а только терпел общество жалкого, безобидного
сумасшедшего, потому что другие, хорошо одетые студенты твое общество
терпеть не хотели. Но не страшись будущего, Свичнет, ты же умный человек! Не
блестящего ума, пожалуй, но надежный и предсказуемый, а эти качества
ценятся. Через несколько лет ты станешь преуспевающим больничным хирургом.
Ты получишь все, чего жаждешь: богатство, уважение, друзей и красавицу жену.
А я буду по-прежнему пытать счастья на более одиноких путях.
Разговаривая, мы вновь вошли в дом и поднялись в полутемную прихожую,
где на персидских коврах нежились пять собак. Почуяв нерасположение ко мне
хозяина, они вытянули шеи, навострили уши, повернули морды в мою сторону и
застыли, как сфинксы с головами псов. На лестнице над собой я скорее
почувствовал, чем увидел, голову в белом чепце, склонившуюся над перилами, -
вероятно, старая служанка или экономка.
- Бакстер! - прошептал я умоляюще. - Безумием было с моей стороны
говорить такие вещи. Поверь, я не хотел тебя обидеть.
- Не поверю. Разумеется, ты хотел меня обидеть и обидел сильнее, чем
думаешь. До свидания.
Он распахнул передо мной входную дверь. Меня охватило отчаяние. Я
сказал:
- Боглоу, ведь у тебя нет времени заниматься публикацией открытий отца
и твоих усовершенствований, так дай мне все записи! Я жизнь посвящу их
обнародованию. Я всюду отмечу твое авторство, всюду, и ни разу не посягну на
твое драгоценное время. А когда поднимется вселенский шум - ведь эти
открытия поведут к яростным спорам, - я буду защищать тебя, я буду твоим
цепным псом, как Гексли был цепным псом Дарвина! А теперь Свичнет будет
цепным псом Бак-стера!
- До свидания, Свичнет, - сказал он непоколебимо под грозное ворчанье
собак; я покорно вышел с ним на крыльцо и там взмолился:
- Дай мне хоть руку твою пожать, Боглоу!
- На, - ответил он и протянул мне ладонь.
Раньше мы никогда не жали друг другу рук и я не видел толком его
ладоней, потому что при мне он держал их наполовину скрытыми под обшлагами.
Ладонь, которую он мне подал, была не столько даже квадратная, сколько
кубическая, почти такая же в толщину, как в ширину, с громадными костяшками
первых суставов, от которых пальцы очень быстро сходили на конус, становясь
на концах совершенно детскими, с крохотными розовыми ноготками. Меня прошиб
холодный пот - я был не в состоянии дотронуться до этой руки. Я молча
покачал головой, и вдруг он улыбнулся, как прежде, когда я вздрагивал от его
голоса. Потом он пожал плечами и захлопнул передо мной дверь.