"Анна Грейси. Идеальный вальс ("Сестры Мерридью" #2)" - читать интересную книгу автора

она едва ли могла рассчитывать на заинтересованность двух красивых мужчин,
которые начали бы соперничество за ее внимание. У нее была репутация
чудачки, и, судя по ее сегодняшнему наряду, она явно выглядела как леди, у
которой полностью отсутствовал всякий вкус. Хотя...
Хоуп нахмурилась. Она и прежде несколько раз встречала леди Элинор, но
в то время не составила о ней никакого особого мнения. Она казалась очень
тихой и смотрела на нее неодобрительно, так что Хоуп старалась по
возможности ее избегать. Но сегодня вечером, глядя на строгое серое платье
леди Элинор, такой же серый платок, призванный скрыть как можно больше, и
волосы, зачесанные назад и убранные под плоскую невзрачную шляпку, Хоуп
вдруг вспомнила о своем деде и о том, как он заставлял их одеваться.
Как будто быть женщиной - преступление...
Скрипач топнул ногой и Хоуп виновато подскочила, но он сделал это не
для того, чтобы привлечь ее рассеянное внимание; он начал играть
драматическую цыганскую песню с массой различных движений и притоптываний.
Он двигался вдоль маленькой сцены, а его скрипка трепетала на зыбкой грани
между жизнью и смертью. Несомненно, мужчина на сцене был красив, подумала
Хоуп. Эти дикие мальчишеские кудри и этот мрачный красивый рот покорили
половину лондонских леди. Он был словно воплощением образа, явившегося из
наиболее причудливых стихов лорда Байрона[38].
Но ее он нисколько не заинтересовал.
Граф снова притопнул ногой: как казак, предположила она. Хоуп
пробежалась глазами по комнате. Казалось, что все очарованы. Леди подались
вперед на своих стульях, руки восторженно прижаты к груди, они вздыхали от
восхищения, а граф играл и притопывал, и отбрасывал свои длинные черные
кудри. Было в нем что-то неестественное, театральное, в том способе, которым
он преподносил себя публике. И было нечто большее, чем просто некоторая
вульгарность, в том, как сильно обтягивали его эти белые бриджи. Она
предположила, что это свойственно актерам. Конечно, он умел играть. Не то,
чтобы она была знатоком по части музыки; это она оставляла своей сестре.
Она взглянула на Фейт и улыбнулась. Ее застенчивая сестра сидела,
вытянувшись в струнку, сильно сжав свою сумочку, уставившись на венгра
широко раскрытыми глазами, ее полуоткрытый рот говорил о полном восторге.
Граф Феликс Владимир Римавски был не просто хорош, поняла она; он, должно
быть, был абсолютно неподражаем. Фейт могла быть весьма критичной по
отношению к плохим исполнителям и имела тенденцию восхищаться любым, кто
играл хоть сколько-нибудь хорошо, но Хоуп никогда не видела, чтобы сестра
смотрела на какого-нибудь музыканта так, как сейчас: с той степенью
восхищения, переходящей почти в обожание.
Фейт раскрылась для него. Для его таланта и мрачной привлекательной
внешности. Хоуп же не нашла графа и на грамм столь же привлекательным, как
того большого, с негодованием смотрящего в ее сторону мужчину. Она искоса
глянула на него, чтобы узнать, увлечен ли мистер Рейн музыкой, но он
уставился на свои ботинки, погруженный в свои мысли. "Что его так мучит?" -
снова спросила она себя. Была ли это леди Элинор, или музыка, или что-то
еще, какая-то неизвестная ей проблема? Он казался таким напряженным и
несчастным. Она хотела наклониться в его сторону, скользнуть к нему рукой и
успокоить его.
После финального крещендо, граф, исчерпав свою энергию, элегантно
крутанулся и упал на соседний стул, заявив, что он нуждается в отдыхе,