"Аполлон Григорьев. Офелия (Одно из воспоминаний Виталина)" - читать интересную книгу автора

молчали.
- А в самом деле, странно, что ее нет? - начал наконец Виталин
зевнувши. - Скучно, Г**.
- Да, скучно, - отвечал я флегматически покойно.
- И гадко даже, - продолжал Виталин почти с досадою.
- Ну!.. - заметил я.
- Да, гадко! - сказал опять Виталин, приподнявшись и проведши рукою по
лбу, как бы желая выгнать упорно засевшую мысль.
- Что же с этим делать? - спросил я равнодушно.
- Да ничего, разумеется... Но ты спрашивал о Склонской: она будет
вечером.
- Согласись, что без нее нам было бы слишком часто вот такое состояние.
- Твоя правда. Мы с тобою две ровные стороны треугольника, которые
соединяются третьего. Число три, впрочем, необходимо для всего.
Я вам говорил уже, что Виталин был наклонен к мистицизму.
- Кстати, - продолжал он, - в состоянии ли ты любить Склонскую?
- Как сестру - да!
- Только?.. но любить, любить...
- Нет, - а ты? Но что за глупый вопрос? Разумеется, тоже нет.
- Но отчего? - спросил Виталин с какой-то грустью. - Чего нам нужно
еще? Она умна, она прекрасна, она - равна нам.
- Прибавь еще, что, несмотря на это равенство, ты не найдешь женщины
женственнее ее...
- И между тем... ее нельзя любить страстно, хотя вся она полна страсти.
- Полно, страсти ли? - заметил я. - Страсть и страстная натура - две
вещи разные. Страсть - болезнь. Положим, что новейшая медицина вполне права,
считая болезни односторонним развитием чего-нибудь, лежащего в нас самих, а
не вне нас...
- Итак, ты думаешь, - прервал Виталин начатый мною период, - что она не
способна быть больною?
- Вовсе нет, но что она не была еще больна.
- Гм!.. - произнес он. - Впрочем - это правда. Но все-таки остается
вопрос, почему нельзя такой женщины любить страстно, почему нам всем, более
или менее, нужны болезнь и страдание?
- Ну, уж это мы оставим в стороне покамест: интереснее знать, нужны ли
ей самой болезнь и страдание? Если бы она была девочка лет семнадцати, с
недосозданною душою {2} и потому с недосозданною наружностию или, пожалуй, с
недосозданною наружностию и потому с недосозданною душою, я бы отвечал
головою, что она еще будет больна, но...
- Ты думаешь, следовательно, что она вполне развита? - перервал снова
Виталин.
- Знаешь ли? Je suis presque tente de croire, {Я почти склонен думать
(франц.).} что, если она не развита, то, по крайней мере, остановлена.
Виталин улыбнулся.
Чтобы пояснить вам мои слова, я должен поневоле говорить о моей теории
женщины - этого единственного предмета, для которого у меня есть
какая-нибудь теория {3} и который один, может быть, стоит какой-нибудь
теории.
Душа женщины, жизнь женщины - водяная влага, бездна без образов, до тех
пор, пока зиждительный дух мужчины не повеет на нее. Душа женщины, натура