"Аполлон Григорьев. Листки из рукописи скитающегося софиста" - читать интересную книгу автора

XXXIII

Презабавная история! "Je suis a vos pieds" {"Я у ваших ног" (франц.).}
- сказанное мною m-lle Б-й на вечере у нашего синдика, {27} принято за
формальное изъяснение в любви, - и она сходит теперь с ума, падает в
обмороки и т. п. Но забавнее всего то, что я должен был выслушать от З***
{28} проповедь... Что меня влечет всегда делать глупости?

XXXIV

Достал наконец денег - последние, кажется, какие можно достать - и
послал при письме "La derniere Aldini" и "Histoire de Napoleon" {"История
Наполеона" (франц.).}... {29} Долги растут, растут и растут... На все это я
смотрю с беспечностию фаталиста.

XXXV

Нынче она прислала за мною Валентина... {30} Я люблю его, как брата,
этого ребенка; его голос так сходен с ее резки-ребяческим голосом. Странно!
Кавелин говорил, что это в ней одно, что делает ее женщиною du tiers etat;
{третьего сословия (франц.).} а мне так нравится этот голос...
Она больна... Она почти сердилась на меня за мои богохульства, за мою
хандру, за мои рассказы о явлении иконы Толгской божией матери... {31}
"Вы хотите от жизни бог знает чего?" - говорила она мне. Это правда. И
если результатом всех этих безумных требований будет судьба чиновника?..
Мать ее говорит мне, что я установлюсь. Едва ли!
Приехали Кр<ылов>ы и с ними какая-то дама, с которою они все засели в
преферанс. Я сидел на диване у стены, Лидия подле меня раскладывала карты, а
Юлия {32} рассказывала мне какой-то вздор. Но мне было как-то wohl
behaglich. {очень приятно (нем.).}
Она подошла и села против меня на стуле. Мы молчали долго - и я глядел
на нее спокойно, тихо, не опуская глаз; я забылся, мне хотелось верить, что
она меня любит, мне казалось в эту минуту, что я вижу перед собою прежнюю -
добрую, доверчивую Нину, Нину за год до этого: мне припоминались первые
мечты моей любви к ней, тихие, святые мечты, - благородные надежды пройти с
ней путь жизни... Я снова, казалось, стоял перед иконостасом Донского
монастыря и думал о будущем, и думал о том, что когда-нибудь я отвечу
божественному: "Се аз и чадо, его же дал ми еси"... То было то же чувство,
которое майскою луною светило на меня, когда, рука об руку с нею пробегая
аллеи их сада, я замечал отражение наших теней на старой стене - и был так
рад, так гордо рад, что моя тень была выше...
Нина заговорила первая, и заговорила о смерти. Она боится ее - и хотела
бы верить в бессмертие... Но мой мистический бред о бессмертии едва ли в
состоянии кого-нибудь ободрить и уверить... "А вы, неужели вы в самом деле
не боитесь умереть?" - спросила она меня задумчиво и не подымая своих
голубых глаз с резного стола, по которому чертила пальцем. Я отвечал ей -
что "боюсь медленной смерти - но умереть вдруг готов хоть сейчас"... Мы
замолчали снова; изредка только, почти невольно из меня вырывались темные,
странно-мистические мечты о будущей жизни.
Я ушел в 11 часов.