"Дмитрий Васильевич Григорович. Рыбаки (Роман из простонародного быта) " - читать интересную книгу автора

Семейство рыбака было многочисленно. Кроме жены и восьмилетнего
мальчика, оно состояло еще из двух сыновей. Старший из них, лет двадцати
шести, был женат и имел уже двух детей. Дядя Аким застал всех членов
семейства в избе. Каждый занят был делом.
У входа располагался второй сын, юноша лет девятнадцати. Он представлял
совершеннейший тип тех приземистых, но дюжесплоченных парней с румянцем во
всю щеку, вьющимися белокурыми волосами, белой короткой шеей и широкими,
могучими руками, один вид которых мысленно переносит всегда к нашим
столичным щеголям и возбуждает по поводу их невольный вопрос: "Чем только
живы эти господа?" Парень этот, которому, мимоходом сказать, не стоило бы
малейшего труда заткнуть за пояс десяток таких щеголей, был, однако ж, вида
смирного, хотя и веселого; подле него лежало несколько кусков толстой
березовой коры, из которой вырубал он топором круглые, полновесные поплавки
для невода. Наружность старшего сына, Петра, была совсем другого рода:
исполинский рост, длинные члены и узкая грудь не обещала большой физической
силы; но зато черты его отражали энергию и упрямство, которыми отличался
отец. Сходства между ними было, однако ж, мало. Лицо Петра сохраняло
мрачное, грубое выражение, чему особенно способствовали черные как смоль
волосы, рассыпавшиеся в беспорядке, вдавленные черные глаза, выгнутые густые
брови и необыкновенная смуглость кожи, делавшие его похожим на цыгана,
которого только что провели и надули. Петр и жена его, повернувшись спиной к
окнам, пропускавшим лучи солнца, сидели на полу; на коленях того и другого
лежал бредень, который, обогнув несколько раз избу, поднимался вдруг горою в
заднем углу и чуть не доставал в этом месте до люльки, привешенной к гибкому
шесту, воткнутому в перекладину потолка. Тонкая бечевка, привязанная одним
концом к шесту, другим концом к правой руке жены Петра, позволяла ей
укачивать ребенка, не прерывая работы (простой этот механизм придумал Глеб
Савинов, строго наблюдавший, чтоб в доме его никто не бил попусту баклуши).
Второй ребенок рыбака Петра, вооруженный ломтем хлеба, которого стало бы на
завтрак тридцатилетнему батраку, валялся на неводе, в двух шагах от матери.
Петр, его брат и жена изредка перекидывались словами; все трое,
особенно Петр, были как словно чем-то недовольны. Починка невода подвигалась
вперед, поплавки умножались под топором Василья (так звали второго сына); но
видно было, что работа шла принужденно. Василий часто опускал топор, садился
на корточки и, толкнув дверь, устремлял глаза в сени, из которых можно было
обозревать часть двора и ворота, выходившие на Оку. Петр реже отрывался от
дела; он вязал петлю за петлей и, несмотря на неудовольствие, написанное на
каждой черте смуглого лица его, быстро подвигал работу. Время от времени
подталкивал он локтем жену, которая, условившись, вероятно, заранее в
значении этих толчков, поспешно вставала и принималась глядеть в окно. Посла
этого она завертывала обыкновенно, как бы по дороге, к люльке и снова
усаживалась к неводу.
Появление постороннего лица, естественным образом, должно было оживить
присутствующих. Этому сильнейшим образом содействовала старушка Анна. Она не
на шутку обрадовалась своему гостю: кроме родственных связей, существовавших
между нею и дядей Акимом - связей весьма отдаленных, но тем не менее дорогих
для старухи, он напоминал ей ее детство, кровлю, под которой жила она и
родилась, семью - словом, все те предметы, которые ввек не забываются и
память которых сохраняется даже в самом зачерствелом сердце. Оживленная
воспоминаниями, она осадила дядю Акима вопросами, обласкала его и, не зная