"Николай Федорович Григорьев. Избранное. Повести и рассказы " - читать интересную книгу автора

Терзался отсутствием в мыслях отчетливого "да" или "нет".
А тянуло его к детям...
И вот на столе у Лобачевского прошение (7 апреля 1855 г.). Подпись -
кандидат физико-математического факультета Илья Ульянов.
Суть просьбы: желание занять должность учителя.
Как раз открылась подходящая вакансия в Пензе, в Дворянском институте.

Но прежде чем назначить Ульянова в Пензу, помощник попечителя пожелал
познакомиться с кандидатом лично. И вот Илья Николаевич в кабинете ученого,
широко известного и в то же время загадочного... Навстречу встал высокий,
отличной выправки господин в черном сюртуке с большой сверкающей звездой
какого-то высокого ордена на груди. Ульянов и сам явился в сюртуке
(вторично взял напрокат), отчего сразу же почувствовал себя как бы
раскованным для разговора с ученым в генеральских чинах.
Говорили: у Лобачевского "в ясных глазах сила", однако глаз не
увидел - только темные очки. А сочному голосу позавидовал: "Вот бы мне
такой - учителю!"
Сели. Лобачевский нагнулся над папкой с бумагами, покосился туда, и
Ульянов узнал свое личное дело.
- Илья Николаевич... - вслух прочитал Лобачевский заголовок и
откинулся в кресле: - Расскажите, Илья Николаевич, о себе. Впрочем... - и
Лобачевский плавно положил кисть большой белой руки на стол, впрочем, это
излишне. Не трудитесь. Все, что надо, я прочитал и в повести вашей жизни
узнал свою: то же сиротское детство, горемычная юность... Однако хорошо,
голубчик, что жизнь нас с вами не разнежила, научила трудиться. Ради этого
и горести, и тяготы стоило претерпеть!
Лобачевский встал и протянул Ульянову руку:
- Поздравляю вас с назначением, согласно вашему желанию учителем
физики и математики.
Ульянов вскочил, притронулся к протянутой руке - и остался стоять.
Возникла неловкая пауза.
- Вы, господин Ульянов, имеете что-нибудь возразить?
- Нет, нет, ваше превосходительство, - поспешно выговорил молодой
человек, - я счастлив назначением и обязуюсь, ваше превосходительство...
- Николай Иванович, - мягко поправил Лобачевский.
- Николай Иванович, извините... осмелюсь, но мне... - борясь с
волнением, заспешил молодой учитель, - мне ведь математику преподавать
юношеству. А в геометрии... Я уже не чувствую полного доверия к Эвклиду.
Как же быть? Ведь не честно!..
Лобачевский внезапно расхохотался. Подхватил очки, которые начали
сползать с его носа, и продолжал весело, от всей души смеяться, вытирая
платком выступившие слезы. Успокоился, и очки опять заслонили его глаза.
- Ах, вы вот о чем... - Заметил добродушно. - Начитались моих
ересей...
Ульянов затаился: от ученого, взбудоражившего умы не только в Казани,
но в Петербурге и даже в Европе, он ожидал откровения... Однако откровения
не последовало.
- Не тревожьтесь, милый учитель. Преподавая геометрию Эвклида, вы не
поступитесь своей совестью. Античный геометр построил систему, которая
вполне отвечает нашим повседневным нуждам. - Лобачевский улыбнулся. - По