"Ольга Григорьева. Берсерк " - читать интересную книгу автора

летом я отправилась на свою первую охоту. Из лесу я вернулась с пустыми
руками, но на другой раз принесла подстреленного зайца, а на третий сумела
сбить на взлете тонкошеюю цесарку. С каждым разом находить добычу
становилось все легче. Я узнала множество тайных укрытий и научилась по
приметам распознавать логово любого зверя. Конечно, равняться с опытными
охотниками я не могла, но к зиме уже уходила в лес не только за едой:
печищенцы охотно меняли раздобытые мной шкурки на одежду и утварь.
С наступлением холодов зверье перестало уходить далеко от нор, и я
подумывала о собаке-помощнице, однако пойти за ней в Новое печище так и не
решилась. Я вообще редко заходила туда, а если и оказывалась за высокой
городьбой, то старалась побыстрей прошагать длинной улочкой, чтоб не слышать
летящих вслед насмешливо-испуганных шепотков:
- Ишь ты, ведьмачка-то на охоту пошла!
- Вот ведь колдовская порода - все девки как девки, о свадьбах и
хозяйстве думают, а этой лес - и миленок, и дом родной.
- Да кто ж ее этакую полюбит? Мужик в поневе, вот кто она!
Я молча проходила мимо назойливых голосов и лишь ненадолго
останавливалась у ворот, возле темной и низкой избенки Баюна. С той зимы,
когда паренек вытянул меня из проруби, я ничего о нем не слышала, но тишина
и заколоченные двери избы ясно говорили, что владельца нет дома.
- Он ушел в Новый Город к родичам, - объяснил слепец. - Он в это время
всегда к ним ходит, а к Коляде возвращается.
Вместе с Баюном меня покинули странные видения, и к концу осени я сама
уже не верила ни в шилыхана, ни в его рассказы. Поэтому когда Баюн
вернулся, - а он пришел на заре и, направляясь на охоту, я первой увидела
его маленькую, шагающую через лядину фигурку, - я ни о чем его не спросила.
Просто мне было уже не о чем спрашивать этого худого усталого паренька в
стареньких, истертых до дыр поршнях, с тяжелой сумой за плечами. Но где-то в
глубине души я надеялась, что Баюн сам явится ко мне. Однако он не пришел.
Ни в ту зиму, ни в следующую. В печище справляли праздники, дегли по весне
чучело Морены-зимы, опахивали поля от Коровьей Смерти, выпускали на волю
певчих птах, триз-новали и гуляли на свадьбах, и Баюн был там, а мы со
стариком жили своими тихими заботами - я бродила по лесу, он управлялся по
хозяйству.
В поисках хороших ловищ я уходила все дальше и дальше от Ужи. Однажды
зашла и на Красный Холм. Там не осталось ничего напоминающего о людях.
Теперь это была голая, выжженная пустошь, и лишь на спускающемся к Мологе
крутом склоне печально покачивала кроной невысокая березка. Ее тонкие ветви
бились на ветру, и, казалось, дунь Позвизд посильнее - хрупкий ствол
надломится, но она держалась. Недолго думая, я воткнула рядом с березкой
прочный, заостренный на конце шест, надежно прикрутила его к деревцу
пеньковой веревкой, немного отошла, любуясь своим трудом, и вдруг застыла -
а ведь это я! Я - эта березка, привязанная чьей-то заботливой рукой к
крепкой, не имеющей корней опоре - Олаву! Только моя веревочка давно
развязалась...

В горле запершило, на глаза навернулись слезы, и, забыв об охоте, я
побежала вниз. Больше на Красный Холм я не возвращалась.
А спустя еще два года случилось то, чего я так долго ждала. Но на сей
раз новости принес не Баюн-шилыхан.