"А.С.Грин. Алые паруса (Феерия)" - читать интересную книгу автора

трактире, но он никогда не присаживался, а торопливо выпивал
за стойкой стакан водки и уходил, коротко бросая по сторонам
"да", "нет", "здравствуйте", "прощай", "помаленьку" - на все
обращения и кивки соседей. Гостей он не выносил, тихо
спроваживая их не силой, но такими намеками и вымышленными
обстоятельствами, что посетителю не оставалось ничего иного,
как выдумать причину, не позволяющую сидеть дольше.
Сам он тоже не посещал никого; таким образом меж ним и
земляками легло холодное отчуждение, и будь работа Лонгрена
- игрушки - менее независима от дел деревни, ему пришлось
бы ощутительнее испытать на себе последствия таких
отношений. Товары и съестные припасы он закупал в городе -
Меннерс не мог бы похвастаться даже коробкой спичек,
купленной у него Лонгреном. Он делал также сам всю
домашнюю работу и терпеливо проходил несвойственное
мужчине сложное искусство ращения девочки.
Ассоль было уже пять лет, и отец начинал все мягче и мягче
улыбаться, посматривая на ее нервное, доброе личико, когда,
сидя у него на коленях, она трудилась над тайной застегнутого
жилета или забавно напевала матросские песни - дикие
ревостишия. В передаче детским голосом и не везде с буквой "р"
эти песенки производили впечатление танцующего медведя,
украшенного голубой ленточкой. В это время произошло
событие, тень которого, павшая на отца, укрыла и дочь.
Была весна, ранняя и суровая, как зима, но в другом роде.
Недели на три припал к холодной земле резкий береговой норд.
Рыбачьи лодки, повытащенные на берег, образовали на белом
песке длинный ряд темных килей, напоминающих хребты
громадных рыб. Никто не отваживался заняться промыслом в
такую погоду. На единственной улице деревушки редко можно
было увидеть человека, покинувшего дом; холодный вихрь,
несшийся с береговых холмов в пустоту горизонта, делал
"открытый воздух" суровой пыткой. Все трубы Каперны
дымились с утра до вечера, трепля дым по крутым крышам.
Но эти дни норда выманивали Лонгрена из его маленького
теплого дома чаще, чем солнце, забрасывающее в ясную погоду
море и Каперну покрывалами воздушного золота. Лонгрен
выходил на мостик, настланный по длинным рядам свай, где, на
самом конце этого дощатого мола, подолгу курил раздуваемую
ветром трубку, смотря, как обнаженное у берегов дно дымилось
седой пеной, еле поспевающей за валами, грохочущий бег
которых к черному, штормовому горизонту наполнял
пространство стадами фантастических гривастых существ,
несущихся в разнузданном свирепом отчаянии к далекому
утешению. Стоны и шумы, завывающая пальба огромных взлетов
воды и, казалось, видимая струя ветра, полосующего
окрестность, - так силен был его ровный пробег, - давали
измученной душе Лонгрена ту притупленность, оглушенность,
которая, низводя горе к смутной печали, равна действием
глубокому сну.