"Александр Степанович Грин. Далекий путь" - читать интересную книгу автора

крошечными руками непричесанную голову, слушала разговор мужчин. Поза ее и
выражение лица были воплощением важности. Я улыбнулся.
Почувствовав упорный взгляд сзади, женщина обернулась.
- А, Диас, - равнодушно произнесла она. - Вернулся?
- Только и делаю, что ворочаюсь, - сказал недавний мой собеседник.
- Лучше бы уходил все время.
- Вот что, Лолита...
Она вздохнула, выпрямилась и, внимательно осмотрев с ног до головы
Диаса, перешла к другому концу стойки, где, погрузив снова лицо в
растопыренные около ушей пальцы, принялась слушать, морща лоб, что говорят
погонщики.
Хозе и Диас замешались в толпу. Я, обессиленный усталостью, лег на
разостланное мне благодарным Чусито одеяло и, сунув под голову седло, стал
дремать. Новые, неизведанные доныне ощущения и соображения преследовали
меня. Я думал о таинственной власти имен, пересекающих наше сознание полным
превращением человека, уничтожением расы, крови, привычных ассоциаций. Диас
есть Диас. Никакими усилиями воображения не мог я представить его русским,
но, может быть, и не был он им, принадлежа от рождения к загадочной орлиной
расе, чья родина - в них самих, способных на все.
Наконец я уснул беспокойным дорожным сном и пробудился как от толчка.
Может быть, чье-либо резкое восклицание было тому причиной. Полузакрытыми
глазами я наблюдал некоторое время людей, толпящихся вокруг стойки, Лолиту и
Диаса. Он снова подошел к ней, сказав:
- Я, пожалуй, отправлюсь с ними.
- Что ж? Заработай...
- Очень долго, - возразил он нерешительно. - Ты же знаешь, почему.
- Не приставай, - сказала Лолита. - Что ты ходишь вокруг меня? Сядь.
Лучше слушай, что говорят.
- Лолита!
- Ну?
- Слушай...
- Слушаю.
- Ты мне ничего не скажешь?
Она посмотрела на него искоса, неохотно и хмыкнула. Диас уныло
повернулся в мою сторону, прищуриваясь, так как блеск огня мешал ему видеть.
Я снова уснул. Меня разбудил Хозе. С первого же взгляда я понял, что
человек этот собирался разыскивать "тропочку". Все на нем было подвязано,
укреплено, подтянуто и застегнуто. В хижине, кроме нас, никого не было.
Утренние горы смотрели в открытую дверь сияющими провалами и рощами, а на
земляном полу дрожал свет.
Уступая соболезнующему тону Хозе (он смотрел на меня с жалостью, как
нянька, покидающая ребенка), я подтвердил еще раз, что нисколько не сержусь
на него, и вышел на двор. В загородках, у привязи, покорно шевелили ушами
нагруженные вьючной покладью мулы; несколько вооруженных людей осматривали
упряжь, торопливо дожевывая скудный завтрак. Я подошел к Диасу.
- Куда направитесь вы? - спросил он.
Я сказал.
- Вероятно, мы не увидимся, - заметил он. - Прощайте!
Обдумав вопрос, который вертелся у меня на языке еще вчера, я сказал:
- Как вы чувствуете себя в этой стране?