"Александр Степанович Грин. Телеграфист из Медянского бора" - читать интересную книгу автора

кто-то стрелял оттуда невидимый, мерно и ожесточенно разряжая револьвер.
Вдруг сзади неожиданно и сильно раздались выкрики:
- Сюда-а!.. Эге-ей!.. Эй!.. Солда-а-ты!..
Петунников обернулся назад и увидел бегущих товарищей. Они торопливо
прыгали с насыпи, отчаянными и, как показалось Петунникову, страшно
медленными движениями продираясь сквозь цепкую вересковую заросль опушки.
Из задних вагонов бегло и дробно стукали винтовочные выстрелы.
Теперь весь поезд стонал и гудел, как озлобленный и шумный улей.
Паровоз тяжело пыхал; белые, густые клубы дымного пара стлались по заросли.
Петунников осмотрелся, стиснул зубы и, вдруг поняв, что все кончено,
пустился бежать к лесу. За ним кто-то гнался, шумно, с топотом, треща
сучьями и кустарником. Две-три пули провизжали над головой, но, не
останавливаясь и не оглядываясь, прыгая через пни и валежины, охваченный
внезапной тоскливой паникой, Петунников бежал так быстро, что жаркий,
неподвижный воздух бил ему в грудь и лицо, как ветер.
Бежал он инстинктивно и прямо, без мысли и соображения, туда, где
деревья казались темнее и гуще. Но лес все расступался и расступался перед
ним бесконечной зеленой толпой, открывая новые поляны, ямы, заросли и
валежины. От испуга и стремительного движения не хватало воздуха, дыхание
вырывалось из груди хриплым, неровным шумом, и казалось, что лопнет сердце,
не выдержав бешеного прибоя крови. И была только одна мысль, одно желание -
убежать как можно дальше от полотна. Временами казалось, что теперь
опасность отдалена, что пора остановиться, прийти в себя. Но, как только он
замедлял шаг, новый, слепой взрыв острого, нетерпимого страха болезненно
встряхивал нервы и мускулы, толкая вперед. И снова, напрягая последние
усилия, Петунников бросался дальше, как ошеломленный, затравленный зверь,
пока не упал в мягкую хвойную поросль, бессильный, уничтоженный и разбитый,
в состоянии, близком к обмороку.


III

Мысль о том, что, может быть, ничего не было, и все это - дикий,
бессвязный кошмар, вместе с ясным и глубоким сознанием лесной тишины, была
последняя. Настало полное тяжелое оцепенение, и Петунников, не шевелясь,
чувствовал только свое измученное тело, лежащее навзничь в мягком сыром
мху. Ныли и, казалось, всасывались землей разбитые мускулы, крупный горячий
пот слепил глаза, быстрые огненные мухи сновали в воздухе. Кто-то
ненасытно, хрипло дышал внутри его; неистово гомонило сердце, вздрагивая и
наполняя лес огромными глухими толчками. Муравьи раздражали кожу, ползая по
рукам и лицу, забираясь в рукава и за воротник, но не было сознания, что
это муравьи и что можно стряхнуть их. Все тело от корней волос до натертых,
горящих ступней беззвучно томилось жаждой полного, близкого к уничтожению и
смерти покоя.
Прошло как будто и страшно много и страшно мало времени, когда
Петунников, еще несколько раз глубоко вздохнув жадной, остывшей грудью,
сообразил, где он лежит и почему. Страх прошел, канув в тишину лесного
безлюдья, но еще оставались тревожная рассеянность мыслей и звонкое
напряжение слуха, готовое схватить и сообразить малейший треск сучка, шорох
падающей шишки, стук дятла. Маленькая, словно живой черно-серый орех,