"Александр Степанович Грин. Кирпич и музыка" - читать интересную книгу автора

На воздухе дышалось легче, и хмельной угар понемногу выходил, но все
еще было смутно и тяжело. Сперва ноги ступали в мягкой пыли, холодной от
свежести вечера, потом зашумела трава, и густая сырость заклубилась вокруг.
Жалобно пели комары, навстречу шли кусты, черные, строгие, как тишина.
Евстигней все шел, изредка спотыкался, останавливался и затем снова
устремлялся вперед, икая и размахивая руками. Ему было немного жутко,
казалось, что вот вдруг растает земля, мрак повиснет над пропастью, и он,
Евстигней, упадет туда в холодную, черную бездну, и никто, никто не услышит
его крика. Иногда дерево вставало перед ним, невидимое; он обнимал его,
ругался и опять двигался, кряхтя, медленным, черепашьим шагом. Ему
казалось, что он забыл что-то и должен отыскать непременно сейчас, иначе
придет татарин и зарежет его или прибежит низенький мужик в картузе,
расскажет про снохача и ударит. Беспокойно оглядываясь вокруг, он шел в
темноте и бормотал:
- С-с ножом? Я-те дам нож! Махан проклятый!
Иногда чудилось, что кто-то бегает в кустах, невидимый, мохнатый,
грозный, и дышит теплым, сырым паром. Евстигней вздрагивал, торопливо
вытягивал руки, останавливался, слушая смутный, далекий шорох, и снова
двигался, с трудом, неловкими, пьяными движениями продирая кусты. Когда же
впереди блеснул огонек и расступился лес - он удивился и прислушался: ему
показалось, что где-то поет и переливается тонкий, протяжный звон. Но все
молчало. Лес ронял шишки, гудел и думал.
Теперь были освещены два окна, а третье, откуда вчера Евстигнею
вежливо предложили уйти - тонуло в мраке и казалось пустым, черным местом.
В окнах сверкала мебель, картины, висящие на стенах, и светлые, пестрые
обои. Евстигней подумал, постоял немного, и, как вчера, тихими, крадущимися
шагами перешел от опушки к палисаду. Сердце ударило тяжело, звонко, и от
этого зазвенела тишина, готовая крикнуть. Окно загадочно чернело, открытое
настежь, а в глубине его тянулась узкая, слабая полоска света из дверей,
притворенных в соседнюю комнату.
Он стоял долго, облокотившись о палисад, решительно ничего не думая,
сплевывая спиртную горечь, и ему было скучно и жутко. Где-то в лесу поплыли
слабые отзвуки голосов и, едва родившись, умерли. Вдруг Евстигней вздрогнул
и встрепенулся: прямо из окна крикнули сердитым, раздраженным голосом:
- Кто там?!
- Эт-то я, - опомнившись, так же громко сказал Евстигней пьяными,
непослушными губами. - Потому, к-как, я всеконечно пьян и не в состоянии...
Предоставьте, значит, тово... Проходя мимо.
Он прислушался, грузно дыша и чувствуя, как нечто тяжелое, полное
дрожи, растет внутри, готовое залить слабый отблеск хмельной мысли угаром
слепой, холодной ярости. Секунды две таилось молчание, но казалось оно
долгим, как ночь. И вслед за этим в глубине комнаты крикнул дрожащий от
испуга женский голос; тоскливое, острое раздражение слышалось в нем:
- Коля! Да что же это такое? Тут бог знает кто шляется по ночам!
Коля!
Дверь в соседнюю, блестящую полоской света комнату распахнулась. Из
мрака выступили мебель, стены и неясная, тонкая фигура женщины. Евстигней
крякнул, быстро нагнулся и выпрямился. Кирпич был в его руке. Он
размахнулся, с силой откинувшись назад, и стекла с звоном и дребезгом