"Александр Грин. ПСС, Том 1. Рассказы 1907-1912" - читать интересную книгу автора

Волосы - светло-русые.
Особые приметы: на груди татуировка, изображающая шхуну с бушпритом и
фок-мачтой, несущей два паруса...
Искатель чудесного, бредящий морем и парусами, попадает в 213-й
Оровайский резервный пехотный батальон, где царили самые жестокие нравы.
Через четыре месяца "рядовой Александр Степанович Гриневский" бежит из
батальона, несколько дней скрывается в лесу, но его ловят и приговаривают к
трехнедельному строгому аресту "на хлебе и воде".
Строптивого солдата примечает некий вольноопределяющийся и принимается
усердно снабжать его эсеровскими листовками и брошюрами. Грина тянуло на
волю, и его романтическое воображение пленила сама жизнь "нелегального",
полная тайн и опасностей.
Пензенские эсеры помогли ему бежать из батальона вторично, снабдили
фальшивым паспортом и переправили в Киев. Оттуда он перебрался в Одессу, а
затем в Севастополь. Хочется привести несколько строчек из
"Автобиографической повести", строчек, очень характерных для Грина, для его
отношения к своей нелегальной деятельности. С явочным паролем "Петр Иванович
кланялся", с чужим паспортом на имя Григорьева приезжает Грин в Одессу для
делового свидания с эсером Геккером:
"Я отыскал Геккера на его даче на Ланжероне. Разбитый параличом старик
сидел в глубоком кресле и смотрел на меня недоверчиво, хотя "Петр Иванович
кланялся". Он не дал мне литературы, сославшись на очевидное недоразумение
со стороны Киевского комитета. Впоследствии мне рассказывали, что мое
обращение с ним носило как бы характер детской игры - предложения
восхищаться вместе таинственно-романтической жизнью нелегального "Алексея
Длинновязого" (кличка, которой окрестил меня "Валериан" - Наум Быховский), а
кроме того, я спокойно и уверенно болтал о разных киевских историях, называя
некстати имена и давая опрометчивые характеристики..."
Грин оставался тем же фантазером, каким он был, когда рассказывал
матросам о своих небывалых приключениях в египетской Александрии или отцу о
похождениях на золотых приисках Урала. Понятно, пропагандистская
деятельность Грина в Севастополе никак не походила на "детскую игру". За эту
"игру" он поплатился тюрьмой и ссылкой. И, однако, оттенок иронии сквозит
каждый раз, как только он заговаривает в своей повести о барышне "Киске",
игравшей главную роль в севастопольской организации. "Вернее сказать,
организация состояла из нее, Марьи Ивановны и местного домашнего учителя", -
насмешливо отмечает писатель. Об учителе он прямо говорит, что тот был
краснобаем, ничего революционного не делал, а только пугал всех тем, что при
встречах на улице громко возглашал: "Надо бросить бомбу!"
В противовес эсеровским краснобаям встает в повести фигура матросского
вожака, сормовского рабочего, которого называли Спартаком. "На какую бы
сторону он ни пошел, на ту сторону пошли бы и матросы", - замечает Грин.
Спартак пошел в сторону социал-демократов. С гордостью вспоминает писатель о
тех четырех рабочих социал-демократах, что при объявлении амнистии в октябре
1905 года решительно отказались выходить из тюрьмы, пока не выпустят на
свободу "студента", то есть Грина.
"Адмирал согласился освободить всех, кроме меня, - пишет Грин. - Тогда
четыре рабочих с.-д., не желая покидать тюрьму, если я не буду выпущен,
заперлись вместе со мной в моей камере, и никакие упрашивания жандармского
полковника и прокурора не могли заставить их покинуть тюрьму".