"Александр Грин. ПСС, Том 2. Рассказы 1909-1915" - читать интересную книгу автора

Они жили долго и умерли в один день.

Табу

I

Положение писателя, не умеющего или не способного угождать людям,
должно внушать сожаление. У такого художника выбор тем несколько ограничен,
так как настроенный антихудожественно к обычным проявлениям жизни - болезни,
радости, горю, любви, труду, страстям и так называемым "достижениям" -
человек становится более противосоциальным явлением, чем профессиональный
убийца. Не может быть ничего оскорбительнее для читателя, как равнодушие к
его нуждам: это понятно; вместе с тем писатель антисоциальный не может
принудить себя к гуманистическому изображению быта; то, что он пишет,
замкнуто само в себе, подобно ударам колокола в глухой пещере. Однако
известен случай, когда именно такой писатель стал популярен, - я привожу
здесь его собственный рассказ об этом странном, если не более, происшествии.
- Мы отплыли, - сказал мне Агриппа, - отплыли из Калькутты с самыми
зловещими предзнаменованиями. Во-первых, с парохода бежали крысы. Во-вторых,
на очередной пассажирский рейс в разгаре сезона прибыло так мало пассажиров,
что две трети кают остались пустыми. В-третьих, механик, накануне отплытия,
видел себя во сне ползающим на четвереньках перед Нептуном; морской бог, по
словам механика, яростно грыз свой трезубец. "Факты и комментарии!"
Фламмарион с достоверностью утверждает, что на кораблях, обреченных
катастрофе, пассажиров всегда меньше против обыкновенного; знаменитый
астроном приписывает это неосознанному предчувствию, однако с большей
уверенностью можно наградить странным предчувствием крыс. Во всяком случае,
я, как человек научно суеверный, посетил нотариуса и общество страхования
жизни и - вы увидите далее - поступил правильно, так как могло быть хуже,
чем вышло.
На восьмой день нашего плавания мы потерпели классическое
кораблекрушение, по всем правилам этого печального дела. Схематически можно
выразить это так: туман, риф, пробоина, град проклятий, охрипшие голоса,
шлюпки и неизменный, одиноко тонущий капитан наш не составлял исключения.
Все это произошло на рассвете. Настроенный злорадно по отношению к обществу
страхования жизни, я, тем не менее, не захотел увеличить своей особой список
ужасных премий и, насколько хватило соображения, стал измышлять средства.
Само собой понятно, что мне, при моей медленности и неповоротливости,
не удалось пристроиться ни в одну шлюпку. Закон человеколюбия превратился в
грубую солдатскую дисциплину, прозевавший команду терял связь с ходом
массового спасения. Да, вышло так, что я остался на палубе, и, по правде
сказать, у меня не хватило духу прыгнуть в последнюю, переполненную лодку, -
может быть, я потопил бы ее своей тяжестью. Капитан, честный, как
большинство из них, стоял у трубы, скрестив на груди руки. Лицо бедного
малого напоминало взволнованное море, ему, конечно, страшно хотелось жить,
но положение обязывает - приходилось идти ко дну. Однако, постояв еще
минуту-другую и, видимо, волнуясь все более, капитан, бросив на меня взгляд,
выражавший некоторое смущение, бултыхнулся в воду и поплыл к ближайшей
шлюпке, где его, мокрого, втащили на борт, а я, охваченный непонятным
равнодушием к жизни, уселся на его месте, рассматривая в бинокль