"Александр Грищенко. Вспять " - читать интересную книгу автора

закопали на том же кладбище, где уже несколько лет лежал мой дед, тот,
который дядек усатых лепил и тетек голых выстругивал. На том же кладбище,
куда потом свезли второго деда, того, который родился в пустыне, сидел в
центре города и руководил движением поездов, которые перевозили через
пустыню людей - в город и из города. И вот лежат теперь они в одной земле, в
одной глине, в одной пыли, а между ними - тысячи таких же лежат, чьих-то
дедушек и сестер чьих-то бабушек. И не замечают они друг друга в такой
толпе. Почему-то.
Брат потом рассказывал мне - он все сам видел, - как у сестры бабушки
глаза позеленели, когда положили ее на диван, накрытую большим плюшевым
покрывалом. Только не зеленым, а другим, красным, но тоже плюшевым. Оно мне,
по правде, больше нравилось, но им потом ничего не накрывали. Пылилось оно в
шкафу, в прихожей.
Маленькая комната, хоть и маленькая, но много чего там поместиться
могло. Когда я спросил: "Миллион денег - это сколько?" - мне ответили: "Это
столько будет, если заполнить деньгами всю маленькую комнату - от пола до
потолка". С тех пор я знал, что миллион денег - это очень много. Маленькая
комната внушала почтение к себе. И сожаленье о том, что никакого миллиона у
нас никогда не будет. И нечем будет заполнить маленькую комнату. И самой
комнаты я никогда не увижу. Потому что ее больше нет. Потому что и квартиры
тоже нет. И дома. И города. А если что-то и есть, то никак не город. А если
это все-таки город, то какой-то другой. А если именно не другой город, то
это не он. Это я. Это меня больше нет. И не будет никогда. И не было.
И комнаты нашей. Где мы с братом жили. Через стенку от бабушки. У обеих
комнат был общий предбанничек, коридорчик, всегда пустой. Ничего там никогда
не стояло.
В комнате, напротив двери, стоял тяжеленный шифоньер. Его привезли из
дома с привидением. Но теперь привидением в нем и не пахло. Пахло в нем
лекарствами. Рыжий кот очень любил, сидя на его крыше, лизать большую и
толстую доску. Нализавшись, рыжий кот чувствовал себя отменно.
Но раньше этого шифоньера не было. И кровати наши стояли не так, а друг
напротив друга, вдоль стен. У каждой кровати, на стенах, - по ковру. Спишь
себе, уткнувшись в ковер, и рыжий кот в ногах спит - дистанцию блюдет.
Скучно, а хорошо. Ничего особенного, ничего светлого (комната - темная),
ничего отрадного - а все-таки было это. Не просто было, а я в этом был.
Долго уснуть, к примеру, не мог. Это ведь самое страшное, когда уснуть долго
не можешь. Когда и подушка смялась, вся такая горячая и невкусная, и под
одеялом жарко, уснуть не можешь. Засыпать - страшно. Не сон, само засыпание,
переход от яви ко сну. Это ведь именно то, чего никак не запомнишь, чего
никак не опишешь. Сон-то еще можно вспомнить, и, как просыпаешься, тоже
помнишь хорошо, а вот как засыпаешь, когда засыпаешь - это остается
загадкой. И вот думаешь, думаешь: как же это, а? когда же это наступит? ведь
сейчас, наверное, да? лежу себе, а потом бух - и все? И не засыпаю!
Когда маленький был, то самих снов боялся. Страшных. Редко снились они,
зато как приснятся - целое событие. Поэтому, чтобы ничего не снилось,
разработал я специальный ритуал. Как лягу - зову маму или папу. Говорю им
спокойнойночи. Целую. А потом долго-долго про себя повторяю заклинание: "Мне
не приснится страшный сон, мне не приснится страшный сон, мне не приснится
страшный сон, мне не приснится страшный сон, мне не приснится страшный сон,
мне не приснится страшный сон, мне не приснится страшный сон, мне не