"Александр Грищенко. Вспять " - читать интересную книгу автора

арыка, ни даже маломальской лужи. Разве что под пол заползти, где могли бы
жить мыши, если бы они жили у нас, когда появился деревянный пол. Вот бы
потеха пошла - жабы и мыши! Уж они бы повоевали! Они бы спать не давали, те
еще беспокойники эти жабы и мыши.
Но мышей не было. И жабы тоже не было. Она улезла и усохла. Потому что
без воды. Так они быстро усыхают. А когда усыхают, то делаются плоскими, как
гербарий. Их потом в книги закладывать можно. На память.
А вот моя жаба, перед тем как усохнуть, размножилась. Пошло от нее
племя сухолюбивых жабят. Они уже не мягкие, как все нормальные жабы, а
жесткие и зубастые. И живут в пыли под полом. Их у нас вывелось несколько
сотен.
Да, в то время был у меня и свой собственный письменный стол. А
бабушкина мебель: сервант, кровать и старинная швейная машинка - стояли в
комнате по соседству. И платяной шкаф был мой. В нем висели мои сорочки,
брюки и синий форменный пиджак с изображением костра на плече, маленького
такого солнышка на рукаве. Жаль, что кот еще не родился. Ему бы понравилось
в моей комнате.
За окном тогда не было видно лужи. Гибкий клен с горькими листьями,
охранявшими соседские окна, еще не тянул своих веток к нашим решеткам. И
сосед - толстый, лысый, в рубашке навыпуск и дырчатой шляпе - все ходил по
двору и угощал детей карамельками и леденцами. За это мы говорили ему
спасибо. И соседи сверху никуда еще не уехали, а катались в лифте, хлопали
дверью, выгуливали собак. И с ними, с соседями, нужно было здороваться.
А когда толстый и лысый сосед умер, жена никак не могла похоронить его,
и он лежал за стеной, а я знал, что он лежит за стеной, и не мог уснуть всю
ночь. Пока сосед лежал за стеной. Без карамелек и леденцов. Сам похожий на
большую мягкую карамельку. С закрытыми глазами-леденцами.
А до этого, до того как сосед умер, а я жил еще в своей комнате, самой
маленькой из комнат, но своей, в это время я перестал как раз в той комнате
спать. Перестал. А до этого - спал там ночью. Потому что однажды - тоже
ночью - проснулся от того, что кто-то сидит в прихожей, над самой дверью -
ведь это рядом совсем и все слышно, - и вот сидит и звуки издает: "Цык!
Цык!! Цык!!! Цык!!!! Цык!!!!!" Я не выдержал этого цыканья. Убежал в
соседнюю комнату, к бабушке, залез к ней под одеяло и больше в той
маленькой - не спал. Никогда больше! И никогда меньше. Совсем никогда.
А еще раньше, до того как я жил в маленькой комнате, она была пустая.
Как бы детская, игровая. И как бы кладовка. В ней было много разбросанных
игрушек, драных книжек. И ничего не хотелось убирать. Тогда прямо изо всей
комнаты можно было делать домик. Тогда вся она заполнялась мебелью, а мебель
накрывалась тряпьем. И лазали там внутри до посинения, и жили там внутри
целыми днями - в затхлых матерчатых домиках.
А совсем вначале, до того как в комнате никто не жил, в ней жила сестра
бабушки, тоже бабушка, только старее. Всех нас в то время в квартире жило
шестеро. А не как обычно, пятеро после того как сестра бабушки умерла. И
была она слепая. И нас не видела. Зато видела тех, кого не видели мы. И
разговаривала с ними. И они - с нею. А с нами она уже не разговаривала. С
теми, кого она видела, а мы - нет, было ей, наверное, интереснее, потому что
как раз нас она и не видела. И еще она не ходила, а только лежала. Но, как
она умерла, я не знаю. Потому что был в это время в другой квартире, у
другой бабушки. Вот мне и не стали показывать мертвую. Просто повезли ее и