"Александр Грищенко. Вспять " - читать интересную книгу автора

Пустят пастись по всему миру. И высасывают они всю влагу из твердой глины,
впитавшей пот мозолей. И голос крови. И желто-тыквенное солнечное печево.
...И синюю лампу. Фиолетовую. Ультра. Однажды лампой этой спалил я
несколько кактусов.
И все. На лампе, спрятанной в верхнем ряду шкафчиков, можно закончить
верхний ряд стенки. А ниже его - не ряд вообще, а разные шкафы.
Шкаф бельевой. Аккуратными стопочками сложенные полотенца, трусы,
майки, рубашки, бюстгальтеры, наволочки, пододеяльники, простыни.
Шкаф книжный, узкий. Книги в два ряда.
Шкаф-сервант. За темными стеклянными дверцами - стеклянные по2лки с
посудой. Стопочки для водки. Стеклянные, с мельхиоровым донцем. Хрустальные
стаканы для вина, соков, компотов, газированной воды и подкрашенного
химического пойла. Рюмки. Фужеры. Бокалы для шампанского. Хрустальные
вазы-салатницы. И огромный керамический чайник - синюшный евнух. Выпятил
длиннющую губу, а вокруг - одни сплошные щеки. В нем почти никогда ничего не
заваривали. Как и в его детеныше, без матери рожденном. Тоже чайник, только
совсем крошечный. Тех же сине-сиреневых цветов.
И без чая.
Лучший чай - зеленый развесной с бревнышками. Когда пьешь без ситечка.
Караван бревен плывет по чайному потоку, а на бревнах - рыбы сидят.
Вынырнули. На берег - страшновато, поймать могут голыми руками. Или дети
затопчут. А на бревне - дыши себе воздухом. И несет тебя по кругу. Горячая
желтая струя закручивает водоворот, пузырчатую воронку. Потом поток
постепенно останавливается, остывает. И бревнышки ворочаются вокруг своей
оси. И - хлюп! хлюп! хлюп! - все перекашивается и несется во влажный и
темный грот. И уходит, уходит - глу... глу... глу... А бревна - застревают в
белых известковых прибрежных скалах. И было море, но - не стало моря.
А рядом с морем - еще один бар, но и в нем нет. Выпить нет. Разве что
пыльного воздуха из хрустального графина. Его там - до самых краев. Когда
воздух выпивают, то наливают в графин сорокаградусную настойку. На
иссушенных апельсиновых корках. Ореховых перегородках. Настойку коньячного
цвета готовит бабушка.
И еще одна принадлежность истинного бара - гальванический набор для
винопития: черный поднос и шесть черных рюмок с виноградной символикой.
Золотая лоза, золотые листики, золотые ягоды. Но из рюмок этих не пили.
Опоздали пить. Они должны были приехать из-за двух морей к семидесятилетию
деда, который ваял огромных и твердых дядек и деревянных тетек с пышными
бедрами. Дед умер за неделю до юбилея. А на подносе блестела выгравированная
надпись. Для живого.
И документы хранили в том баре. В тайнике. На стеклянной полочке,
прилепленной к самому его потолку. Сразу и не заметишь. Сунь руку - бумажки
разные. Паспорта. Свидетельства о рождении. Сберкнижки.
А дальше - по2лки, по2лки, по2лки. И под ними - по2лки. С книгами. С
голыми деревянными тетьками. Но было еще две статуэтки особого рода:
"Самсон, раздирающий пасть льву" и "Медный всадник". Не медный уже,
алюминиевый. И маленький. С отломанной рукой. Мужик на коне тянет вперед
руку, как зарядку делает. Н рука отломана. А что в той руке было? Меч,
наверное. Один в ножнах болтается. Запасной, значит. И змея под копытами -
на огромного дождевого червяка похожа. Алюминиевая скала - пустая внутри.
Туда можно было прятать белого хомяка. А хомяк сильный был и опрокидывал