"Евгений Гришковец. Декан Данков." - читать интересную книгу автора

тёмно-серый, другой светло-серый. Оба старые, сильно запятнанные, давно или
никогда не глаженные. Галстук он надевал редко и непонятно в связи с чем.
Появление галстука не было связано с торжествами, официальными событиями или
с экзаменами. Просто иногда он надевал галстук. Рубашек у него было
несколько, они были все очень простые, сильно заношенные, с потрёпанными
воротничками, с не всегда одинаковыми пуговицами, но всегда чистые.
Старый-старый портфель, старые часы на руке, старые визгливые ботинки.
Стригся он, по-моему, раз в год, и то летом, когда мы его не видели. Он не
придавал никакого значения вещам. Машины у него не было. Детей?... Не знаю.
Но детей, о которых надо было заботиться, точно не было. Дачи не было. Жена
была, а женщины или женщин не было. И желания что-либо такое иметь тоже,
очевидно, не было. Куда же он девал значительную свою декантско-доцентскую
зарплату? (Тогда в 70-е - 80-е они получали хорошо). Он ничего на себя не
тратил. Но было видно, что и деньги сами по себе его не волнуют.
Позже, когда Василий Николаевич сильно болел, кто-то из студентов был
послан факультетом к нему домой. Непомню, кто это был, но моментально
распространилось описание жилища Данкова. Всем было интересно. Никто не мог
себе представить декана обычным человеком в обычных жилищных обстоятельствах
и условиях. Вообще сложно было представить себе, что у него есть некий дом,
там есть кровать, и он на ней спит. Спящий Данков... как это может быть?
Данков не подвёл. Тот или та, кто был у него дома, сообщал(а), что там
всё очень скромно, а точнее, просто спартански. Всё бедненько... Но
библиотека занимает всё пространство стен его деканской немаленькой
квартиры. Было сказано, что библиотека огромна, в идеальном порядке и
состоит из старых или даже старинных книг.
По улице Василий Николаевич ходил в некогда голубом, но от воздействия
дождей, ветров, пыли и редких стирок, ставшем голубеньким, плащике. Он ходил
в нём до холодов. Зимой он носил пальтецо без шарфа и старую кроличью шапку.
Визгливые ботинки были на все времена.
В таком его подходе к одежде не было вызова или позы. Он просто не
придавал этому значения. Но коротких юбок, яркого макияжа, причёсок и,
вообще, женской красоты он терпеть не мог. Он её не выносил и с ней боролся.
Все знали, что к нему на экзамен нужно одеваться, как на поминки, иначе
он сразу выгонит. Но лучше было так одеваться на все его занятия и лекции.
Бедные девчонки! Они не всегда могли с этим справиться. Всех модниц и всех
красавиц он карал и сильно усложнял им жизнь.
Но были и те, к кому он благоволил, кого он выделял и даже о ком
заботился. В каждой группе была хотя бы одна такая барышня. Чтобы
понравиться Данкову нужно было в свои девятнадцать-двадцать лет выглядеть,
как сельская учительница с тридцатилетним стажем. И находились такие. Такие
толстопятые, в коричневых платьях, серенькая старенькая шаль на плечах,
когда за окном аудитории декабрь, а в аудитории сквозняки. Такие тихие
девчонки, с аккуратными тетрадями, конспектами, с очень средними оценками в
зачётке по всем дисциплинам, с короткими прямыми ресницами, потупленными
взорами... Утром у них такие лица, будто они плакали всю ночь. Лица у них
такие потому... потому что они действительно плакали.
Вот такие могли понравиться Данкову. Правда, при условии, что они
сидели на его занятиях на первой парте, всё записывали, занятий не
пропускали, а главное иногда задавали ему вопросы. Как он любил вопросы! Не
любые вопросы, а сложные, очень специальные, и самое главное, конкретные