"Евгений Гришковец. Декан Данков." - читать интересную книгу автора


Мне повезло. Я не сдавал Данкову экзамен по исторической грамматике. Я
бы его ему не сдал. Не сдал бы никогда и ни при каких обстоятельствах.
Во-первых, я плохо знал предмет и как-то не мог себя заставить узнать его
лучше, а во-вторых, Данков знал это, помнил и ждал. Своего шанса встать на
моём пути к получению диплома об окончании университета он не упустил бы. Но
когда пришло время этого страшного испытания, Василий Николаевич в первый
раз и надолго слёг с больным своим сердцем в больницу. Он слёг неожиданно и
надолго. И мне удалось сдать тот экзамен на заслуженную жидкую троечку
ассистенту Данкова, которую звали мифически-символично. Ариадна
Александровна, вздыхая и предвидя неизбежный гнев, громы и молнии, вывела в
моей зачетке "удовлетворительно" и поставила свою подпись там, где должен
был расписаться Данков, но никогда не расписался бы.
Когда Данков вернулся из больницы, он несколько дней не показывался в
университетских коридорах. А потом мы встретились. Я, помню, шёл из
столовой, спешил к третьей паре и издалека, из-за угла услышал визг его
ботинок. Первым желанием было развернуться и бежать, но я не сделал этого. Я
только почувствовал холодок, который заструился по спине и чуть-чуть
замедлил шаги. И вот из-за угла появился декан Данков. Он был бледен. Он
никогда не был румяным или загорелым. Но в этот раз он выглядел бледным и
каким-то не страшным. А, может быть, мне так показалось, потому что экзамен
был уже позади, и власть Данкова надо мной и моими страхами практически
улетучилась. А ещё мне было слегка совестно, я чувствовал, что как-то
схитрил, как-то обвёл неизбежный рок вокруг пальца.
- А-а-а! - сказал он издалека. Сказал не громко, но как-то особенно
брезгливо. - Улизнул? Выскользнул? Скользкий ты тип, оказывается. Ну что ж.
Так и скользи по жизни, вейся ужом, - продолжил он, скривившись. - Получай
свой диплом. Считайся филологом. Что с вами сделаешь?! Давайте! Давайте... -
он на миг задумался. - Но я тебя коллегой не назову никогда. Ты же не
глупый, ты же сам знаешь, что скользишь по верхам. Всё по верхушечкам! Но
ничего, жизнь она не... - тут он опять запнулся, - хотя какая теперь
жизнь...
И он зашагал мимо меня прочь. А я так и стоял, пока визг его ботинок не
растворился в шуме и гаме радостных юных голосов снующих туда и обратно
таких же, как я, студентов.
Не могу сказать, что я обманул тогда Данкова. Всё с этим экзаменом было
со всех формальных и неформальных сторон честно и нормально. Но до сих пор у
меня остаётся ощущение, что тогда я нарушил какой-то серьёзный закон,
совершил какое-то преступление, вывернулся, отмазался...
А как много людей не вывернулись. Какому большому количеству молодых
людей Данков сломал жизнь, ну а если и не сломал, то уже точно изменил,
нарушил, нанёс тяжёлые раны и обиды. Зачем, почему, с какой целью?!

Он, конечно же, был злодей. Именно злодей. Есть такое слово в русском
языке. Он не был негодяем. И подлецом не был. Если бы я понимал, зачем он
делал то, что делал, то, наверное, смог бы обвинить Данкова в какой-то
корысти. Обвинил бы и успокоился. Но не могу успокоиться. Не понимаю!
Непонимание - это главное, что связывает меня и мои воспоминания с
Василием Николаевичем. Я не понимаю, как из парня, который родился где-то
под Тамбовом, который с юности фанатично любил и был предан лингвистической