"Евгений Валерьевич Гришковец. Михалыч..." - читать интересную книгу авторабыла синей изолентой. Молоток его на длинной ручке казался мне маловатым для
забивания больших и длинных гвоздей. Но гвозди заходили под его ударами ровно и, как по маслу. И ещё молоток этот был с очень высоким, звонким, но приятным деловым звуком. Топоров у Михалыча имелось два. Один большой, другой маленький. Острые такие, приятно ложащиеся в руку, с почерневшими ручками топоры. Я думаю, этим топорам было лет больше, чем мне. Если топор на топорище начинал болтаться, Михалыч быстренько вытёсывал клинышек и закреплял топор, ножовку он часто и быстро подтачивал. Но в целом, он работал очень медленно. Я же просто таскал шифер и подавал ему. Ещё я подавал ему гвозди и иногда нужный инструмент. Так и работали. Михалыч периодически, видя мою усталость или неловкость, говорил какие-нибудь странные вещи, которые никакого смысла не имели, но хохотал я сильно. Заметив, что мне нравятся его прибаутки, и что я смешлив, он иногда доводил меня просто до слёз. - Женя, - сидя на крыше верхом и глядя, как я корячусь с листом шифера, говорил он. А вас в университете немецкому языку учат ? - Учат, - из-под шифера говорил я. - Но я изучаю английский. - Ну, ауфидерзейн, тогда! Айне кляйне поросёнок вдоль по штрассе пиздовал! - громко сообщал он. Я чуть не падал от смеха, а он с удовольствием выпускал папиросный дым изо рта и носа. Когда нужно было отрезать кусок шифера не совсем простой формы, Михалыч спускался вниз и пилил его на земле. - Принеси, пожалуйста, во-о-н тот лист сюда, - говорил он мне, спустившись. настроившись на михалычев ритм. - Ой-ой! Не спеши так! Куда ты бежишь-то? Погода такая! Отдохни, всех денег не заработаешь! - бубнил он мне в спину и наверняка улыбался. После того, как я долго и медленно поднимал и ставил вертикально тяжёлый лист шифера, потом укладывал себе этот лист на спину и долго нёс его на указанное место, он бормотал: "Так, так его, молодец! Сюда, сюда. Клади его. Аккуратненько! Вот так!" Я укладывал шифер на траву. Он внимательно рассматривал его и как он лежит. Потом отступал на пол шага назад, как в представлении всех обычных людей делают художники, отступая от мольберта, чтобы лучше рассмотреть картину. Он явно любовался и самим шифером и, главное, тем, как я его положил. Потом он переводил взгляд на меня и заглядывал мне прямо в глаза. - Талантливо! - восхищённо сказал он. Я опять хохотал, а Михалыч только щурился. Или, как-то раз, когда он попросил подать ему гвозди, я сходил к ящику за гвоздями, поднялся к нему на крышу и протянул их ему, он взял гвозди у меня не сразу, а рассмотрел их в моей руке, потом бережно взял левой рукой. - Спасибо! - с какой-то невероятной благодарностью сказал он, наклонился ко мне, пожал мне руку, которой я подавал гвозди. - Спасибо! - покачал головой. - Хорошие! Молодец! - и подмигнул мне. Обедали мы в сельской столовой. Это было строение с магазином и столовой. Направо от входа в магазин, налево - столовая. В столовой сидели только мужики. Их было немного и они, скорее всего, были какие-то водители, по всей видимости, не местные, в смысле, откуда-то из этого района, но не из |
|
|