Сергей Арзуманов Мистический роман

Шестого дня, первого месяца лета, две тысячи шестого года в Москву прибыл достопочтенный иностранец. Прибыл он по личной просьбе крупного российского предпринимателя Владислава Марьянова, поэтому для широкой общественности приезд его остался незамеченным.

В английском твидовом костюме и коричневых кожаных ботах, он прогуливался по центру Москвы. Несмотря на ранее лето, погода была чрезвычайно жаркой, и костюм иностранца вызывал недоумение на лицах встречавшихся ему москвичей. Его это, однако, не раздражало, да и одежда, по всей видимости, не доставляла никаких неудобств. При такой жаре лицо иностранца оставалось совершенно сухим, никакой испарины не проявлялось на нем. На левой руке иноземного господина особо привлекал внимание изящный перстень с глубоко утопленным в золото голубым сапфиром.

«Магнифисент», «требъян», «белиссимо», «всри-велл» — то и дело произносил иностранец, смешивая превосходные степени одобрения всех европейских языков. Сразу было видно, что зарубежный гость давно не был в столице и теперь оказался приятно удивлен, если не сказать поражен увиденным. Москва ему понравилась, и на его лице можно было прочитать странное удовлетворение.

Гость бродил по центральным улицам, заходил в переулки и незаметно для себя очутился около старого московского ресторана. Теперь он оказался не один, а в сопровождении господина, повадки которого сразу обнаруживали в нем слугу.

Они неторопливо выбрали стол в дальнем углу ресторана. Официант тотчас принес меню, раскланялся и удалился.

Иностранец открыл меню, быстро просмотрел закуски, первые, вторые блюда, удовлетворенно промычал себе под нос и перешел к карте вин.

— О, Любезный, ты только посмотри, старинные итальянские вина, пожалуй, стоит взять бутылочку.

Да, Магистр, смотрите, — и неожиданно подпрыгнул, — в Москве теперь подают «Фалерно», и нет никакой надоб-ности тащить его из Италии, сколько Пегасов загнали в прошлый раз, чтобы привезти это чертово вино.

— Да, да, Монсеньор, — встрял в разговор внезапно появившийся неизвестно откуда господин в кожаном сюртуке и ботфортах, — жалко лошадок.

— Каких Пегасов, Любезный, ты ошалел, мне иногда кажется, что я самый нормальный среди вас, хотя должно быть вроде наоборот.

— Да, простите, Монсеньор, в Москве такой пьянящий воздух.

— Иностранец одобрительно развел руками в воздухе:

— Конечно, такой же пьянящий, как и «Фалерно», а ты говоришь, что Москва не Рим.

— Да, Милорд, не Рим.

— Возможно, но город процветает, да и москвичи мне понравились. Столько прекрасных зданий, в которых живут люди. Кстати, ты нашел нам жилье?

Это не составило большого труда.

Это почему? — как-то обреченно спросил иностранец у своего собеседника.

Извольте, я уже неделю в Москве, но так и не понял, для кого здесь строят. Все эти красивые здания наполовину пусты, и я выбрал нам прекрасную гостевую комнату без всяких хлопот.

— Если я тебя правильно понял, Любезный, в этих домах никто не живет. Значит, они никому не нужны?

— Напротив, Монсеньор, желающих иметь квартиру, как и прежде, более чем достаточно.

— Так в чем же дело?

— Все банально как мир, Милорд, все это стоит таких денег, что мало кто может себе это позволить.

— Но это же вздор, нужно делать так, чтобы те, кому нужны квартиры, могли их купить, разве я не прав?

— Да, Монсеньор, правы, правы, как всегда, но…

— Но?.. — спросил сурово Магистр.

Разговор прервал человек в белоснежной ливрее, который принес вино. Он представился соме-лье ресторана и был несказанно рад обслуживать таких изысканных господ:

— Прекрасный, прекрасный выбор, — затараторил сомелье, — Falerno del Massico, очень редкое вино в наших краях. Его почти никогда не заказывают, только знатоки.

Он надел белые перчатки, бережно, боясь повредить пробку, продел штопор и тихо, без шума вытащил ее. Аккуратно взял бутылку и разлил буквально по глотку.

Вино брызнуло в бокал тяжелыми каплями. Сомелье поднес вино на пробу иностранцу. Тот быстро выпил, одобрительно кивнул. Сомелье быстро наполнил бокал на половину и уже хотел поставить бутылку на стол, как Магистр стиснул его руку и заставил налить бокал до краев. На удивленный взгляд сомелье ответил Любезный.

— Месье устали с дороги, им простительно.

Магистр осторожно поднес переполненный бокал к губам и буквально осушил его. Тут же повеселев, произнес:

— «Пьяной горечью Фалерна, чашу мне наполни, мальчик! Так Постумия велела, председательница оргий».

За столом воцарилась тишина.

— Вы поэт? — глупо спросил сомелье.

— О, Милорд, какие прекрасные стихи, браво, — завопил Любезный.

— Болваны, это не мои стихи, это Катулл из твоего любимого древнего Рима, — сурово произнес Магистр.

Сомелье пытаясь понять, кто такой Катулл, сделался еще более глупым и, не зная, что сказать, спешно удалился.

Ресторан незаметно наполнялся людьми. Магистр осмотрел зал и продолжил прерванный разговор:

Прекрасное местечко, не так ли, Любезный?

Да, Монсеньор, а кухня, я вам должен отметить, одна из лучших в Москве.

В этот момент какой-то господин за столиком в центре зала начал громко рассуждать:

— Нет, ну ты мне тогда скажи, а кто писатель, кто?

Его собеседники, два важных господина, в потрепанных костюмах, с козлиными бородами, успокаивали его:

— И ты, Егорушка, писатель, и ты тоже, но они лучше.

— Кто эти «они», дайте на них посмотреть, чем они лучше-то. Это же все писаки — враки, а я, я внес лепту в русскую литературу.

— Конечно, внес, Егор, — грозно сказал один из собеседников шумливого писателя.

— Внес-то ты внес, а толку от этого как с козла молока, — завершил второй.

— А, вот вы как заговорили, вам толк подавай деньгами, а не душами.

— Какими душами, Егорушка, кто видел-то твои писаки…

— Это не писаки, а трилогия, эпос.

— Конечно, эпос, кто спорит, возможно, даже эпопея, но ведь кто это все читал?

Егор зло нахмурился и накрыл ртом стограммовую рюмку из чешского хрусталя. Не успел он проглотить водку, как рюмка выскочила из его рук и торжественно разлетелась об пол ресторана.

Егор громко выругался в рамках литературных приличий и схватил за лацканы пиджака владельца неприглядной козлиной бороды.

— А ты читал, ты все читал — от и до?.. Говори, сукин сын.

Солидный господин в потертом костюме ошалело взирал по сторонам, не зная, что делать.

— Говори, ты все читал? — Егор стал невменяемым.

Владелец козлиной бороды не мог произнести ни слова и лишь боднул головой в знак отрицания.

— То-то и оно, что не читал, а в душу мне лезешь… пошел вон, халдей..

Дальше ничего особенного не произошло, и вся троица дружно опрокинула по очередной рюмке водки. Им тут же принесли горячее — свиную корейку в сыре с овощами, и литераторы, узрев-таки истину, погрузились в свои тарелки.

Иностранный господин с удивлением наблюдал за разговором писателей.

Скажи мне, Любезный, а ведь они все те же, и как им не надоело.

Монсеньор, надоело Вам, потому что вы видели это сотни раз, а они переживают все это впервые.

— Конечно, самое интересное в жизни человека — это то, что с ним еще не случалось.

Магистр спокойно оглядел зал и спросил:

— Ты знаешь, кто этот господин?

— Да, Монсеньор, он здесь бывает почти каждый день, это писатель Егор Краснов, написал трилогию — романы «Ступени», «Этажи», «Выси». Обожает спорить и есть без меры.

— И что же, широко известен? — тихо спросил Магистр.

— Нет, Милорд, но…

— Не успел Любезный договорить, как спор за столом писателя Егора разгорелся с новой силой.

— Где вы видели писателей? Это же авторы текстов, они даже сами себя так и называют: не автор романа, а автор текста, потому что то, что они пишут, — это тексты, и никакой возможности назвать это романами нет! А я написал трилогию, эпос, я костьми лег на этих книгах.

— Егор, ты прав, — сказал первый владелец козлиной бороды, — они все не писатели.

— Да какая разница, писатели или нет, книги же продаются тоннами.

— Да они, они… — Егор побагровел, и из его груди вырвался стон титана, — эти, да это же…

Он не успел договорить, схватил графин с водкой и выпил все, что там оставалось, потом рухнул на стул и стал биться в истерике. Тут же сбежались официанты, стали Егора успокаивать и тихо вывели из зала. Посетители быстро успокоились и продолжали кушать дальше. Уже из парадной ресторана были слышны крики Егора:

— Я внес лепту, я внес лепту в русскую литературу, я плюнул в вечность тремя романами, а эти, эти…

В ресторане раздалась приятная музыка, и стоны Егора как-то сами собой сошли на нет.

В центре Москвы был выстроен грандиозный комплекс зданий, в которых продавались квартиры всем желающим и совершенно без очереди. Иностранец с сотоварищем поднялись на шестой этаж, дверь открылась, и перед ними появились роскошные пятикомнатные апартаменты. Стены были задрапированы черным шелком, потолки цвета бордо, кожаная мебель повсюду и огромная бронзовая ванна в центре комнаты. Прямо из ванны открывался панорамный вид на все современное величие столицы.

— Да, а ты говоришь не Рим, — с восхищением сказал Магистр.

— Не Рим, Монсеньор, не Рим, и вскорости вы в этом убедитесь.

В ту же минуту появился второй слуга, которого Магистр называл Шевалье. Магистр, переодевшись в черный халат, лег на диван.

Не прошло и дня, как в дверь апартаментов постучали. Любезный пошел открывать дверь. Не успел он открыть, как несколько человек ворвались в квартиру и заняли позиции в каждой комнате. За ними немедленно появился фешенебельный господин, источающий уверенность всем своим существом.

— Что вы здесь делаете? — спросил он настойчивым тоном.

— Милостивый государь, а к кому вы, позвольте, обращаетесь?

Фешенебельный господин рассчитывал услышать все что угодно, но только не то, что услышал. Однако он быстро вернулся в свое стандартное состояние и металлическим голосом отчеканил:

— Так, ну я не понял, что вы здесь делаете, и жду ответ только минуту, а потом…

Он не успел договорить, как погас свет, и квартира начала разваливаться на сотни кубиков, как в детском конструкторе. Когда все закончилось, Магистр снова возлежал на диване в окружении своих слуг. Начальник охраны квартирного комплекса — Сергей Александрович Нетесов, ворвавшийся к иностранцу, находился теперь в умиротворенном состоянии на границе миров и уже ни о чем не беспокоился.

— Дружок, кто еще намерен обеспокоить нас сегодня?

Милорд, я не знаю, но соседи жаловались на молнии и запах дыма, — вот Сергей Александрович и заглянул к нам, можно сказать, «на огонек».

— Да и «сгорел» на работе, а что же наши соседи?

— Милорд, вас интересуют эти люди?

— Да, Любезный, кого мы имеем в соседях?

Хорошо, Милорд, если это вас позабавит. Наш ближайший сосед — Валерий Ильич Наконечный, профессор, крупный специалист в теории финансов, женат на секретарше. Двое детей, жену бросил в прошлом году, оставив без средств к существованию.

О, какой замечательный господин, — как-то радостно произнес иностранец.

Да, Милорд, это именно он жаловался на вас господину Нетесову.

— А это меняет дело, навестим его, Любезный.

Магистр встал с дивана, переоделся и вышел в коридор. Любезный позвонил в дверь профессора, и она открылась через полминуты. На пороге стоял тучный господин в спортивном костюме, преисполненный величия себя самого.

— Валерий Ильич, — громко объявил Любезный и отошел в сторону.

— Здравствуйте, милостивый государь, — сказал Магистр и протянул руку для приветствия.

Валерий Ильич опешил и нехотя протянул свою. После пожатия он ощутил резкое беспокойство, как будто беспричинное, но внезапно подавившее его волю.

— Как спите? — неожиданно спросил иностранный сосед.

— Спасибо, хорошо, — жалостливо сказал Наконечный.

— Отлично, а зачем же жаловаться, ведь мы народ мирный, спокойный — и Магистр пристально посмотрел на Валерия Ильича.

— Да, конечно, откуда вы взяли, что это я, — сказал Валерий Ильич и осекся от тяжелого взгляда Магистра.

— Надеюсь, не повторится.

— Конечно, извините бога ради.

На этом разговор был исчерпан, и Магистр вернулся в апартаменты.

— Любезный, а что это он бога вспомнил?

— А они теперь, Сэр, веруют все, причем чем больше денег имеют, тем крепче веруют.

— Ба, и что же, никого не удивишь верой в Бога.

— Никого, Монсеньор.

— А ты говоришь не Рим.

— Не Рим, Милорд, это все декорации, а веры нет, как и не было.

— Ну, что же, посмотрим на этих людей.

Магистр и его свита вышли на Арбат и примерно с час прогуливались по улицам и переулкам Москвы. Внимание Магистра привлек ресторан под названием «Райские кущи». Вся компания отобедала прекрасно и в легком расположении духа возвращалась домой.

Уже у подъезда Любезный почуял неладное. Так и было, около квартиры № 66 на шестом этаже стояли люди враждебного вида, явно ожидающие жильцов квартиры.

Иностранец проигнорировал группировку, скопившуюся на этаже, и тихо вставил ключ в дверь. Дверь открылась, и вслед за иностранцем в нее влетела стая диких людей с безумными глазами и воинствующими намерениями.

— Постойте, господа, — сказал Магистр, — разве частная собственность не охраняется законом?

Сразу после этих слов из толпы выделился крупный мужчина наполеоновского роста, с тяжелой челюстью и нездоровым взором, который немедленно начал вещать:

— Как вы оказались в этой квартире, у меня нет договора купли-продажи, и где вы взяли ключи?

После этих слов крепкие ребята окружили иностранца.

— Я жду ответа, дедуля. Как ты сюда вселился? — вопрошал воинственный господин.

Господином, мучившим внимание Магистра, оказался глава крупной риелторской фирмы — Пантелей Кирьянович Соновицын. Пантелей Кирьянович был мощным дельцом на рынке квартир и прочей недвижимости в Москве. Он сделал туманную и крайне успешную карьеру в этом бизнесе. У него было два компаньона, но к моменту действия нашего повествования они незаметно растворились и как-то, сами того не желая, исчезли из бизнеса. Их никто не видел, не слышал, и по прошествии лет о них забыли. Пантелей гордился своим бизнесом и положением в общественных кругах, близких к крупному бизнесу, и теперь был настроен решительно выяснить, откуда эти люди оказались в квартире, которую он никому не продавал.

— Позвольте, Пантелей Кирьянович, но ваш тон заставляет меня предположить, что вы не очень достойный человек…

Не успел иностранец договорить, как Соновицына прошиб холодный тревожный пот. Его имя и фамилия были известны многим. И тем не менее они были настолько необычными, что их знали только друзья и клиенты. Седой господин точно не был клиентом и уж точно не значился в друзьях Пантелея. Оттого он забеспокоился страшно, спесь сразу как-то исчезла, и он спросил:

— Мы знакомы?

— Нет, конечно, дорогой Пантелей Кирьянович, вернее, я знавал ваших родителей, а с вами мы видимся первый раз.

Пантелей потерял дар речи и ощущение реальности. Его родителей уже не было в живых, но сейчас им было бы больше девяноста лет, а этот господин выглядел максимум на шестьдесят. Пантелей всем своим существом почувствовал неладное. Он ощутил опасность всем телом, но не мог понять, откуда она взялась. Он весь сжался и не знал, что делать. Его ребята потеряли вождя и теперь тихо толпились в прихожей.

Ну, что же вы, Пантелей Кирьянович, бросаетесь на приличных людей, можно сказать, обвиняете.

Да я, я не думал, не смел…

Слова проваливались в горле, Пантелей не мог произнести ничего путного, остолбенел и потерял контроль над ситуацией и над собой.

— Помилуйте, Пантелеймон, ну что вы так раз волновались, вот договор купли-продажи с прошлым владельцем, вот акт госрегистрации, вот выписка из лицевого счета, вот документы от нотариуса.

Иностранец совал в руки Пантелея один документ за другим, но Пантелей видел только печати и как-то немного успокоился.

Утром следующего дня главный риелтор проекта Пантелей Кирьянович Соновицын проснулся с дикой головной болью в затылке. Он принял две таблетки аспирина и через полчаса начал трезво мыслить. Шестьдесят шестая квартира была продана со всеми необходимыми документами, которые лежали перед Пантелеем, и согласием предыдущего владельца о продаже. Мало того, этот странный владелец отдал в руки Пантелея все документы, причем оригиналы, а не копии. Он буквально всунул их в руки, чем выказывал полное доверие ему, Пантелею, с одной стороны, и демонстрировал свою полную уверенность в деле, с другой стороны.

Пантелей долго смотрел на документы больными, плохо выспавшимися глазами. Все было юридически верно, но червь сомнения съедал душу Соновицына. Он чутьем, инстинктом дельца чувствовал подвох. Соновицын был обычным человеком в школе, но уже в студенческие годы обнаружил в себе редкий дар — коммерческое чутье на недвижимость. Никому и никогда не удавалось обмануть Пантелея или переиграть его в бизнесе. Как заговоренный, он выходил победителем из любой, даже самой неперспективной, сделки. За это умение обыгрывать любую спорную ситуацию его и уважали клиенты и этому завидовали партнеры.

Пантелей мучился целый вечер, и вдруг открытие порадовало его, но не более минуты, и сменилось тревожным беспокойством. Во-первых, седой господин оказался иностранцем, но это полбеды. Иностранец говорил, что приобрел квартиру у бывшего владельца, но никакого владельца у квартиры не было. Она еще не находилась ни в чьей собственности, ведь он, Соновицын, ее никому не продавал. Да, все так и есть, как он мог поверить в эту чушь? Да, но как иностранец оказался в квартире, да еще и с документами на нее, — история путаная, если не сказать больше. Но он, Пантелей Кирьянович Соновицын, наведет порядок. Хватит нам ходить халдеями у иностранцев. Завтра он явится в шестьдесят шестую квартиру и проверит все документы это странного иностранца.

Утром следующего дня Соновицын в компании своих подчиненных, юристов, представителя застройщика и судебных приставов нагрянул с проверкой в шестьдесят шестую квартиру. Позвонили в дверь. За дверью была тишина. После десяти минут бесполезного ожидания Пантелей Кирьянович распорядился ломать дверь. Вся ватага залетела в квартиру, но никого в ней не обнаружила.

— Так, — сказал Пантелей, — скрылись с места преступления…

Не успел он окончить свою фразу, как посреди комнаты возник элегантный иностранец и тихо сказал.

— Как это «скрылись», я здесь проживаю на законных основаниях.

— На каких основаниях?! — хрипло произнес Пантелей.

— На законных, Пантелеймон, вы, что же, потеряли намять? Ведь я вам вчера предъявил все наличествующие документы на эту жилплощадь.

— А позвольте… — было кинулся на иностранца Соновицын, но тут же получил решительный отпор.

— Пожалуйста, — сказал Магистр, — вот договор купли-продажи с Андреем Павловичем Решетниковым, владельцем этой квартиры.

Пантелей взял документ, долго рассматривал и уже уверенным тоном произнес:

— Липа.

— Что это значит?

— Это значит, что ваши документы — подделка, эта квартира находится в собственности застройщика, и я ее еще никому не продавал.

— Да, но тот господин уверял меня, что это его квартира.

— Что значит «уверял», где вы взяли документы? — не унимался Пантелей.

— Понятное дело где — в ЖЭКе, — и иностранец предъявил пухлую пачку бумаг и каких-то квитанций Пантелею.

Тот с деловым видом полчаса рассматривал каждый документ, зачем-то просматривал их на свет, нюхал и у последней бумаги даже откусил угол, но так и не мог понять, как все эти подписи, согласования и печати могли стоять там, где их не должно было быть отродясь. «Банда мошенников», — подумал Пантелей, но сразу отринул эту мысль. Господин был иностранцем, хорошо одетым и слишком воспитанным. Нет, здесь дело нечистое.

— Пардон, Пантелей Кирьянович, но все документы оформлены, вы позволите мне уединиться в своей квартире?

— Да, конечно, — растерянно сказал Пантелей и решительно отправился в жилищную контору одного из районов Москвы, прихватив все документы иностранца.

Он был в ужасе, когда увидел все положенные документы в ЖЭКе, удостоверяющие право иностранца на квартиру Там черным по белому было написано: владелец квартиры № 66 — Магистров Ф.Ф., оформлено по предъявлению паспорта голландского гражданства. Все было так, как говорил иностранец.

Но откуда взялся этот странный владелец? Ведь у квартир еще не было никаких владельцев. Впервые за последние пятнадцать лет Пантелей почувствовал это старое ощущение человека несвободной страны, где он не контролирует свою жизнь. Он забыл это чувство, и вдруг оно опять вернулось. Кто-то сильный и могущественный вмешался в его планы и бизнес, и бороться с ним было невозможно…

Седым московским утром Магистр собирался пройтись по Москве в поисках счастливых москвичей. Однако утро выдалось несчастливым с самого начала. Дождь лил стеной, ноги у всех прохожих были намокшие, зонты не спасали, метро не справлялось, булочные еще не открылись, в общем, все было не так, и москвичи прибывали на работу несчастливыми и подавленными. Особенно подавляла мысль о том, что сегодня был понедельник, а значит, впереди вся неделя, полная разочарований и недовольства, а там, далеко на юге, в Сочи сейчас тепло до неприличия, солнечно и счастливые люди не вылезают из моря и пьют вино круглые сутки.

Да, утро москвичей крайне разочаровало Магистра, и он поспешил обратно в квартиру.

Тем же утром совместная инспекция, состоящая из начальника охраны квартирного комплекса — господина Нетесова, главного риелтора проекта — господина Соновицына и зловредного соседа Магистра — господина Наконечного, снова пыталась проникнуть в квартиру № 66 и выяснить окончательно все детали незаконного проживания иностранцев в столице. Но на этот раз дверь им никто не открыл. Прождав полчаса, комиссия квартиру опечатала, с чем и удалилась.

Уже ближе к ночи Магистр сидел в кресле посреди апартаментов и находился в крайней степени своего неудовольствия.

— Ведь ты же сказал, что нас никто не будет беспокоить, — обратился он к своему слуге, которого звали Любезный.

— Я не знаю, Милорд, почему все эти люди так враждебны.

— Любезный, я полагаю, что мы обязаны навести порядок среди граждан этого дома, уважение к соседям точно не входит в список их добродетелей.

— Как вам будет угодно, Сэр.

Магистр расположился в кресле:

— Итак, кого мы имеем в соседях?

— О, Милорд, исключительные граждане, ну вот, например, владелец квартиры № 64 — Ванюхин Иван Алексеевич, приехал из провинции, женился на полоумной дочери генерала, теперь имеет собственный бизнес.

— Какой?

— Охотничий магазин в Крылатском и в Нахабино.

— Так, кто там у нас еще?

— Павлов Александр Федорович — женился на жене своего брата после его безвременной кончины.

— Отчего умер?

— Не выяснено, однако Александр Федорович унаследовал не только жену брата, но и его дело — две мебельные фабрики.

— Да-а, — как-то торжественно сказал Магистр.

— Дальше?

— Извольте.

— Владелец двадцать третьей квартиры — Казулин Е.А., бросил жену и троих детей. Прелюбодействует с двумя секретаршами… Любезный много значительно подмигнул, — одновременно!

— Так, — распаляясь, сказал Магистр, — а квартира № 1?

— Муромский Иван Арнольдович, незаконный игорный бизнес.

— Ба, да здесь же нет честных людей, Любезный.

Слуга Магистра имел такую сложную цепь перерождений, что в конце концов остался без имени, и Магистр из жалости называл его — Любезный и почти никогда не сердился на него. Любезный продолжал:

— Маэстро, да откуда же им взяться, вот господин Голощекин Иван Иванович — обанкротил завод, получил отступные. А вот Иза Адамовна — уморила мужа бизнесмена. О, вот прелестный экземпляр — Воронов Андрей Петрович, предал друга, вошел в сговор и продал акции банка конкурентам.

— И что, так все?

— Почти, но, мой господин, их нельзя обвинять ни в чем, потому что честным путем заработать на эти блага невозможно. Разве вы можете осуждать Борджиа или Ротшильдов? Так все делалось всегда.

Магистр впал в глубокое раздумье. Полчаса он оставался неподвижным, потом как будто очнулся и произнес:

— Любезный, не иначе как нам придется сотворить превращение.

— Превращение, мой господин?

— Да, всеобщее переселение.

— Да, Монсеньор, это будет забавно, предлагаю заселить эти квартиры московскими бомжами. — Слуга с такой гордостью и чванством растянул слово «бомж», что удивил Магистра.

— А что, это достойные граждане?

— Не хуже других, Сир.

— Название интересное, они, что же, все из французов?

— Я бы так не сказал, Милорд.

— Но звучит красиво и на французский манер.

Слуга замялся, подбирая нужные слова.

— Монсеньор, «бомж» по русски означает «без определенного места жительства».

— То есть? — Магистр задумался.

— То есть бездомный.

— Определенно квартирный вопрос решает все в этом городе.

— Да, Милорд.

— Ну что же, наведем здесь порядок — выселяем весь наш корпус и временно заселяем бомжами, полагаю, занятное будет зрелище.

— О, Милорд, в квартире № 13 проживает гражданин Великобритании Вилли Боб.

— Владелец или снимает?

— Владелец.

— Ну, его можно оставить.

— Грешен, Монсеньор.

— Что там?

— Заложил компаньона налоговой инспекции, сам уехал в Россию и сожительствует с замужней дамой..

— Значит, выселяем всех!

Через день офис управляющей компании был завален заявлениями о незаконном выселении, связанном с какой-то странной арендой квартир. Начальник управляющей компании Сопатый Алексей Анатольевич и так питал к роскошной новостройке нездоровые чувства, а теперь и вовсе находился в недоумении. Почти все жильцы разом решили передать свои квартиры в долгосрочную аренду. Что бы там могло случиться с этими богатеями? Утром Сопатый составил дело о новом доме. Там явно творилось что-то неладное. Хотя, кто этих новых русских разберет. Ну, купили себе квартиры на Багамах, и все переезжают. Может быть такое? Может.

Однако уже к полудню на столе Сопатого лежало шестьдесят шесть договоров аренды. Все владельцы квартир заключали договора аренды своей недвижимости на крайне странных, если не сказать больше, условиях. В графе — «предмет договора» У всех стояло одно и то же — передача апартаментов в аренду на девяносто девять лет на условиях арендной платы один рубль в год. Сопатый просмотрел все заявления с предельной тщательностью, но ничего подозрительного с точки зрения документооборота не обнаружил. Он вызвал секретаршу, которая принесла все документы на злополучный дом. Квартир в нем оказалось шестьдесят семь. А заявлений, как уже подсчитал Сопатый, — шестьдесят шесть.

— Дуремарство какое-то, — сам себе пробубнил Сопатый и вызвал своего заместителя.

— Что это может значить?

Заместитель долго просматривал документы и ничего подозрительного не обнаружил.

— Вот то-то и оно, говорю дуремарство налицо.

Алексей Анатольевич Сопатый в отрочестве своем, под давлением родителей, осилил лишь одно произведение мировой литературы — «Буратино». И все нехитрые житейские афоризмы были почерпнуты им из детства. Самое парадоксальное, что благодаря этим афоризмам Сопатый прослыл чуть ли не философом во всех жилконторах, через которые ему пришлось пройти на верх своей сегодняшней карьеры.

Утром следующего дня в офисе управляющей компании творилось нездоровое оживление.

Начальник управления, утром приняв таблетку ибупрофена, прибыл на службу в полной решимости разобраться в странной ситуации. Десятки уверенных в себе господ грозили ему в лицо заявлениями о незаконном выселении из купленных честным путем квартир.

Алексей Анатольевич был вне себя от бешенства, он и так недолюбливал этих богачей, а теперь эти недоделанные олигархи решили еще и поиздеваться над ним. Сначала договора аренды на рубль, а теперь эти идиотские заявления, что их выселили из собственных квартир. Таких выселишь, как же. Не иначе как игра какая-то от зажравшихся господ. Ну, он им устроит, этим веселящимся господам.

— Так, тишина! — заорал Сопатый. — Кто первый в очереди, прошу ко мне.

Алексей Анатольевич прошел в свой кабинет, вслед за ним ввалился человек огромного роста и шаляпинской внешности.

— Присаживайтесь, — с натяжной любезностью проговорил Сопатый.

— Алексей Анатольевич, меня зовут Казулин Евгений Алексеевич, я владелец квартиры № 23 того самого дома. Вчера вечером я не смог попасть в свою собственную квартиру, так как там кто-то сменил замок. Это просто возмутительно, я провел ночь в гостинице. Вы представляете, что скажут люди?.. Казулин живет в гостинице.

Лицо Казулина побагровело, и ноздри с тяжестью переваривали раскаленный летний воздух.

Так, — сказал Сопатый, — давайте по порядку.

Хорошо. Я вечером вернулся домой и попытался открыть дверь своей квартиры, из этого ничего не вышло. В то же самое время я услышал шум за дверью. Конечно, я решил, что это воры, и начал стучать в дверь руками и ногами. Как ни странно, дверь очень быстро открылась, и я увидел человека в каких-то лохмотьях. На мои вопросы о его странном пребывании в моей квартире он сунул мне под нос вот это, — и Казулин передал Сопатому грязный лист, похожий на какой-то документ.

От бумаги пахло сушеной рыбой и пивом, однако эта бумага оказалась договором аренды квартиры Казулина на девяносто девять лет.

Сопатый долго и медлительно рассматривал документ, чего-то мычал себе под нос, смотрел на просителя и потом опять углублялся в документ.

— Это ваша подпись? — спросил Сопатый, указывая Казулину на реквизиты договора.

Казулин таращился на бумагу более минуты и был просто ошеломлен.

— Да, подпись моя, вернее, похожа на мою, ведь я никак не мог это подписать, я же не сумасшедший, вот вы бы такое подписали? — тихо спросил Казулин, пытаясь сохранить остатки спокойствия.

— Хорошо, мы разберемся, не переживайте, пригласите, пожалуйста, следующего господина.

Казулин обреченно выполз из кабинета, и туда уверенно вошел господин номенклатурного вида с легким налетом нафталина, оставшегося от блеска советского чиновничьего аппарата.

— Присаживайтесь, — сказал Сопатый, — слушаю вас.

— Да вы, наверное, уже в курсе, у нас у всех одно и то же — недействительные договора аренды наших квартир.

— То есть они недействительны, потому что вы их не подписывали.

— Ну конечно.

— А у вас есть ваш договор?

— Да.

— Будьте любезны, я взгляну.

Сопатый открыл последнюю страницу договора и обнаружил там подпись.

— Это ваша подпись? — и он предъявил документ господину, сидящему напротив.

Тот быстро пробежал глазами документ и с удивлением признал, что подпись подделана идеально.

— Что значит подделана? — еле сдерживая себя, спросил Сопатый. — Вы подписывали договор или нет?

— Да нет, конечно, кто ж в своем уме такое подпишет…

— Хорошо, а откуда у вас этот договор?

— Нашел около своей двери.

— Ага, а замок, наверное, на двери уже сменили.

— Точно!

— Да вы что, издеваться надо мной пришли, это игры у вас такие от безделья…

Не успел Сопатый высказать все, что он об этом думает, как в его кабинет ворвались человек двадцать, сорвали его со стула и потребовали идти отбивать квартиры.

Сопатый понял одно — дело серьезное и в то же время туманное. Он успокоил владельцев и сказал, что тотчас же создает комиссию и идет проверять злосчастный дом. Из владельцев квартир в комиссию он впустил только Казулина, так как тот показался ему спокойнее других разбушевавшихся владельцев.

Жарким утром следующего дня начальник управляющей компании Сопатый Алексей Анатольевич в составе комиссии из шести человек, включая владельца квартиры многоуважаемого господина Казулина, переступили порог странного дома. Осмотр квартир решили начать со второго этажа. Почему — никто не знал, но все согласились.

Первой подверглась освидетельствованию квартира № 13. Все, конечно, поморщились, но деваться было некуда. Сопатый настойчиво постучал в дверь. После трехминутного ожидания в квартире появился свет, и комиссия даже услышала шелест чьих-то ног, идущих к двери, когда шелест смолк, чей-то взгляд погрузился в зрачок, секунд десять был неподвижен, после чего исчез тихо и незаметно. Комиссия осталась в недоумении, и Сопатый начал колотить кулаками и ногами по двери с требованием открыть «по закону». Минут через пять в глазке опять кто-то появился, загрохотали замки, и дверь квартиры № 13 открылась, придерживаемая, однако, массивной цепью. Оттуда высунулась неприглядная морда, которая тут же поинтересовалась:

— Чего надо, господа хорошие?

Сопатый не был готов парировать такую простонародную вежливость и глупо спросил:

— Вы кто?

Оттуда последовал ответ, убивающий своей логичностью:

— А кого надо?

Сопатый опешил, но думал недолго.

— Вы на каком основании занимаете эту жилплощадь? — произнес он, торжественно сотрясая парадную роскошных апартаментов.

— На законном, господин хороший, — последовал четкий, уверенный ответ.

— Я требую, чтобы вы пустили меня в квартиру и предъявили документы.

После этой фразы дверь тихо и покорно отворилась. В дверях появился небритый, плохо пахнущий человек в богато расшитом махровом халате.

— Пожалуйста, заходите, — сказал он.

Сопатый и комиссия пулей влетели в квартиру. То, что они увидели, привело их в полное замешательство. Человек двадцать сидели в центре зала на полу, и пили пиво с иссохшей рыбой. Непригодные для пищи кучки рыбы были разбросаны в радиусе пяти метров от центра вакханалии. Проход в туалет был забаррикадирован, а на балконе спали то ли цыгане, то ли бомжи. Картина была ужасающей.

— Что вы здесь делаете? — орал Сопатый.

Хмельной человек, открывший дверь, от крика еще больше растворился в халате, зашаркал обувью и через минуту принес белоснежный договор.

В договоре значилось, что господин Чертков, владелец квартиры № 13, передает ее в аренду господину Васильеву В.А. на девяносто девять лет за девяносто девять рублей. Подтверждено нотариусом Центрального округа. Сопатый долго смотрел на договор, но не нашел в нем никакого изъяна:

— Васильев — это вы? — спросил он у бомжа.

— Угу, могу и паспорт показать.

— Не надо, — обреченно сказал Сопатый, — я же говорил — сплошное дуремарство.

— В каком смысле? — завопил гражданин Казулин.

— В полном, — сказал Сопатый, — ладно, идем в вашу квартиру.

Вся комиссия поднялась на второй этаж. Сопатый, готовый отразить любые претензии бомжей, приготовил нехитрый набор фраз, которые должны были действовать на вменяемый простой люд.

Оказавшись перед дверью двадцать третьей квартиры, он три раза нервно нажал на звонок и отошел от двери на пару метров. Квартира казалась безжизненной, тишина стояла гробовая. Сопатый с недоверием поискал в толпе Казулина и уже хотел смерить его неодобрительным взглядом, как дверь квартиры мягко и неожиданно отворилась. Яркий и какой-то праздничный свет ударил в глаза всем членам комиссии. Неожиданно из светаa появился человек в радужных одеждах и, не дав никому открыть рот, торжественно обратился к Сопатому:

— Владетель Бенгалии раджа Вишванат Капур приветствует тебя, о великий.

Как только ряженый закончил говорить, перед комиссией появился золотой трон, стоящий на бивнях слона, где, завернутый в тигровую шкуру, сидел мальчик со звездой во лбу.

Сопатый потерял дар речи, мысли и движения. Он готов был увидеть все что угодно, но только не это. Но больше всего его потрясло обращение к его персоне — «о великий». Ему особенно польстило такое обращение в присутствии этих полуолигархов.

— Кто это? — тихо и умиротворенно сказал Сопатый.

— Это семьдесят седьмое перерождение великого раджи.

— А почему здесь, у нас? — сам не зная зачем спросил Сопатый.

— Я знаю только, почему здесь, но почему именно у вас, я не знаю.

И волна света захлестнула Сопатого. Он как будто впустил в себя счастье и покой, то, чего его душа не знала никогда. Он растворился в этом волшебном свете, как вдруг из толпы кто-то толкнул его и вернул на землю.

— Эй, вы, начальник, сделайте что-нибудь с этими шарлатанами, — услышал он как во сне.

Волна мстительного гнева за прерванный сеанс счастья обрушилась на Казулина.

— Ах ты гнида, — кричал Сопатый, — ты всех обманул, подделал документы и смеешься над нами, да я тебя…

Сопатый хотел сказать, что-то грозное, но не нашелся. Свет мгновенно исчез, и дверь квартиры с грохотом закрылась. Никто не знал, что делать дальше.

— Так, — сказал Сопатый всем присутствующим, — идем проверять пентхаусы, и смотрите у меня, — сказал он и погрозил кулаком в толпу новых русских, — а то все будете искать золотой ключик в темной комнате.

Владельцы квартир ничего не поняли, но слово «ключ» подействовало на них магически.

Первой, подвергнутой освидетельствованию, оказалась квартира № 67 — роскошный пентхаус на самом последнем этаже новостройки. Сопатый был готов к любому сюрпризу. Но сюрприза не состоялось. Дверь в апартаменты № 67 открыл сам хозяин — Владлен Марьянов. На вопросы о жуликах он лишь громко рассмеялся, чем поставил в окончательно тупиковое положение всю комиссию.

— Подождите, — тихо спросил Сопатый, — вас никто не выселял, замок в двери не менял?

Марьянов был удивлен подобным расспросам.

— А кто может претендовать на то, что принадлежит мне.

Сопатый был обескуражен и решил задать последний вопрос:

— А к вам никто не приходил с предложениями аренды или временного проживания в вашей, гм… квартире.

— Никто, — твердо ответил Марьянов и закрыл дверь.

— Очень хорошо, — подвел итог Сопатый, — выборочное нападение на владельцев, смена замков, бродяги и индийские короли — все, все к черту, пора на отдых, катитесь вы ко всем чертям, господа хорошие, — кричал он обезумевшей толпе владельцев квартир.

На следующий день в психиатрическую больницу, находившуюся недалеко от места расположения роскошного дома, привезли пациентов с диагнозом «Навязчивые депрессивные состояния». Вся эта компания говорила одно и то же — яркий свет, тигры, слоны, изумруды, сапфиры. Комиссию, правда, быстро отпустили, приняв последствия нарушения речи за коллективный психоз, подогреваемый неизвестно откуда взявшейся сорокаградусной жарой.

Сопатый сразу взял отпуск за свой счет и уехал в Касимов к тетке. Остальные товарищи из комиссии дружно отбыли на Кипр поправлять пошатнувшееся здоровье.

Экий слабый нынче народ в Москве, — констатировал Магистр, — еще ничего и не сделали, а они, гляди, все на отдых пожаловали.

Милорд, да вы прямо по-боярски говорите.

Что делать, Любезный, Россия такая страна — не только в глаза, но и в душу проникает.

— Милорд, вы говорите о душе.

— Да, здесь эти странные понятия посещают даже меня…

Москва удивила Магистра накалом страстей. Борьбу за место под ярким солнцем вели слишком много людей. Они так яростно пробивали себе это место, что многие сгорели заживо. Магистр был поражен той неуемностью и неуспокоенностью, которые царили в Москве. Москвичи и те, кто считали себя таковыми, с удовольствием выпихивали друг друга из города. Впервые за столько столетий Третий Рим стал задыхаться от людей, и они начали войну друг против друга. Магистр был поражен правилами этой войны. Даже римские легионеры не были так безжалостны, как мирные на первый взгляд москвичи.

— Какой бессмысленный балаган человеческих судеб, столько желаний, которые никогда не осуществятся.

— Но ведь вы знаете, Сир, неисповедимы пути Его.

— Ладно, скучно все это, пойдем лучше погуляем.

Магистр предпринял прогулку, намереваясь снова отобедать в так восхитившем его ресторане. Заказав оленину и копченую моцареллу, он погрузился в состояние, близкое к райским ощущениям.

— Так, Любезный, ну-ка, поведай нам о писателях, как они заботятся о человеческих душах.

— Монсеньор, вас интересуют эти жалкие люди, я полагал, мы приехали сюда для встречи с могущественными людьми.

— Не тебе решать, зачем мы сюда приехали, так что ты можешь нам сказать?

— Плохо заботятся, Милорд, душа — это как раз го, что их в данный момент не интересует.

— Постой, а для чего же они пишут?

— В каком смысле?

— Но ведь книги читают.

— Да.

— Люди?

— Конечно.

— Так, ничего не понимаю, а для чего книги читают теперь?

— Для развлечения, Сир, или чтобы убить время, их больше всего интересует так называемая «острая литература».

— «Острая», забавно… что это значит?

— Это где всех убивают острым оружием, и в конце живой полицейский находит убийцу.

— Какая странность.

— И тем не менее, Милорд.

— И что, кто-то хорошо об этом пишет?

— Помилуйте, об этом нельзя писать, как вы изволили выразиться — «хорошо», об этом вообще писать незачем, один лить бред. Писатель собственноручно убивает кучу людей и, не жалея их, торжествует над раскрытием преступления, а вы говорите, где душа.

— Да, печально. А что значит — убить время?

— О, это древнерусская особенность, не встречающаяся более нигде. Англосаксы, например, а в особенности североамериканские англосаксы, очень ценят время. Они изучают его, боятся потерять и пишут книги, разъясняющие, как справиться с дефицитом времени. И только в России есть понятие — «убить время».

— Убить время, — задумчиво произнес Магистр.

Эта фраза так поразила его, что он оставался углубленным в раздумье около получаса. Потом встал и тихо спросил:

— А что писатели, реалии их интересуют?

— В основном будущее, Милорд.

— Так, что, про настоящее никто не пишет?

— Да нет, есть и реалисты, но талантливых реалистов нет.

— Совсем нет?

— Не то что бы совсем, просто их не видно, и из-за этого создается устойчивое впечатление, что их нет.

— Поясни.

— Очень просто: те, кто творят в литературе, уже ничего не могут создать, но признаться в этом людям — и особенно себе — они не в состоянии. Мало того, самое страшное — признаться в этом себе, потому что после этого признания надо что-то сделать, а единственное, что можно сделать в такой ситуации, — это сделать себе творческое харакири. Но ведь на это мало кто способен, и потому писатели творят дальше, создавая кризис творчества. А преодолеть кризис можно только вливанием свежей крови.

— Значит, мы и найдем эту свежую кровь. Иностранец в сопровождении своих верных слуг вышел из ресторана. Погода была восхитительной, и медленная прогулка по столице доставляла иностранцу большое наслаждение. Магистр шел по одной из центральных улиц, неспешно разглядывал витрины магазинов и фасады роскошных зданий, как его взгляд привлекло красочное рекламное обращение: «Коронованный маг высшей силы. Приворот доллара навсегда. Гарантия пожизненная, за дополнительную плату переходит на детей».

— Забавно, — сказал иностранец, — а кто его короновал?

— Милорд, они сами себя коронуют.

— Но это же возмутительно, это непорядок, так, Любезный, придется разобраться с этими господами..

Магистр через полминуты оказался в коридоре офисного здания. Взгляд иностранца скользнул по табличкам с названиями офисов. На первом этаже располагалась контора с цветистым названием — «Профсоюз работников жизнеобеспечения индустрии», на втором этаже располагалось еще более странное предприятие под названием «Дилеры ведущих производителей мира» и, наконец, третий этаж занимал «Коронованный Маг Высшей Силы».

Пока Магистр поднимался по лестницам, он обратил внимание, что все стены и даже часть потолка завешаны частными объявлениями. Сначала, когда Магистр поднимался на второй этаж, на него выплыло гигантское объявление — «Заработай больше мужа». В конце этого предложения стояло просто чудовищное количество восклицательных знаков, которые делали объявление угрожающим. Учитывая, что все отрывные купоны, на которых был написан телефон, были сорваны, составители объявления угадали что-то очень важное в жизни и поведении москвичек. Видимо, желание зарабатывать больше мужа было всепоглощающим. Такое рвение женщин, находящихся в законном браке, очень удивило и, можно сказать, огорчило Магистра.

Он все больше убеждался, что москвичи не так счастливы, как кажется на первый взгляд. Сначала нерешенная проблема с квартирами, теперь желание зарабатывать больше мужа, — все это говорило лишь об одном. В Москве не все спокойно.

Из этих дум Магистра выдернуло еще одно объявление, поразившее его лаконичностью форм и глубоким смыслом. Объявление гласило — «Всегда трезвые грузчики». Однако на столь категоричное объявление нашелся всего один отклик. Полоски с номерами трезвых грузчиков оказались невостребованными. В совершенно смешанных чувствах Магистр наконец оказался около двери московского мага. Он позвонил в массивную деревянную дверь с окладистым замком.

Дверь открыл мужчина высокого роста, в черном костюме, черной рубашке и черном галстуке. В центре черного галстука находилась восмиконеч-ная рубинового цвета звезда. Мужчина тут же сделался наивно загадочным и глупо напыщенным.

— Да, я слушаю вас, вопрошайте.

Магистр не понял, о чем вопрошать, и смело зашел в квартиру мага.

— Позвольте спросить вас, откуда вы получили магию высшей силы, — напористо поинтересовался Магистр.

— О, я вижу, вы разбираетесь в нашем деле, я получил посвящение от высшего из магов мира.

— Всего мира или какой-то ее части?

Московский маг сделал вид, что не понял вопроса, и погрузился в молчание.

— А позвольте вас спросить, как вы получали это ваше посвящение, я полагаю, за заслуги.

— Конечно, за заслуги.

— А что же, позвольте вас спросить, вы сделали?

Тут маг высшей силы осекся и затараторил дежурную речь о связи с астралом, космосом и каббалистами, о своей причастности к избранным и таланте предвидеть судьбу. — Я полагаю, вы и мою судьбу в состоянии предвидеть? — спросил Магистр.

— Отчего же нет, дайте мне вашу руку.

Магистр протянул руку московскому магу. Тот долго смотрел на ладонь, но, к своему ужасу, не обнаружил никаких линий, рука была гладкой, как отполированный холодный гранит. Маг вертел ладонь, подставляя ее свету и стараясь все-таки разглядеть какие-то линии, но так ничего и не обнаружил.

— Все ясно, — сказал разочарованно иностранец, — а позвольте полюбопытствовать, что значит приворот доллара?

Тут маг совершил роковую ошибку и пустился в пространные объяснения, настойчиво рекомендуя иностранцу воспользоваться его услугами.

— Вот вы, — не успокаивался маг, — из какой зоны — зоны евро или доллара?

Иностранец кардинально не понял вопроса, порылся в карманах и вытащил оттуда пухлую пачку стодолларовых купюр.

— А, — победно заорал маг, — значит, вы не зря зашли ко мне, ложитесь, начнем сеанс, положите доллары себе на грудь и закройте глаза.

Иностранец сделал сдерживающий жест и уже хотел было прервать общение, но маг не унимался, схватил его за плечо и начал орать ему в лицо:

— Приворот, приворот доллара навсегда!

Глаза псевдомага расширились, и казалось, вот-вот выйдут из орбит. Со стороны даже могло показаться, что он действительно нащупал таинственную финансовую нить.

В этот момент незадачливый маг совсем перестал себя контролировать и набросился на Магистра, пытаясь насильно уложить его на диван. При этом он выхватил бачку с долларами и мгновенно сунул их себе в карман.

— Ложитесь, — заорал псевдомаг, — сеанс начинается, я уже чувствую приближение высших сил.

Магистра это разозлило окончательно, он вырвался из объятий сумасшедшего и произнес:

— Ты, неразумный, поплатишься за свою жадность и обман..

Московский маг потерял дар речи, и ноги подкосились сами. Он упал навзничь и начал биться в страшных судорогах. Из его рта начали вылетать ровные зеленые купюры. Это доставляло ему такие мучения, что он не мог говорить. Магистр, довольный справедливым наказанием, неспешно удалился.

Через час совершенно истощенного московского мага обнаружили коллеги из профсоюза работников обеспечения индустрии, зашедшие на очередной сеанс повышения своей финансовой потенции. Картина, которую они увидели, потрясла их до глубины души. Истерзанный душевными мучениями, маг лежал на полу, раскинув руки, как на кресте, весь с головы до ног покрытый стодолларовыми купюрами. Не зная, что произошло на самом деле, московские менеджеры решили, что маг исполняет таинственный обряд вызова долларовых ассигнаций из астрала. Это еще больше убедило их в профессиональной силе мага.

При появлении людей маг подал признаки жизни и прошел, шатаясь, к дивану. Не дойдя до дивана, рухнул в огромное кожаное кресло и попытался восстановить в памяти все, что с ним произошло. Люди, заполнившие кабинет, его сейчас не интересовали. Он пытался понять, с какой силой он столкнулся и что теперь делать? Скорее всего, это происки конкурентов, но где они нашли экстрасенса такой силы и если он вдруг явится опять? Что делать, к кому бежать за помощью?

Московский маг пытался восстановить в памяти хронику столь недавних событий. Человек, позвонивший в его дверь, был явно иностранцем, это точно, он говорил с акцентом, потом достал очень пухлую пачку долларов, перевязанных не резинкой, как принято у нас, а лентой казначейства, видимо, как принято у них. Однако при мысли о долларе мага опять скрутило, он почувствовал невыносимые судороги во всем теле, начал задыхаться, и изо рта вылетела очередная стодолларовая купюра, хрустящая первозданной свежестью.

Сеанс приворота доллара из профессиональной практики незадачливого мага был потерян теперь навсегда. Никакие доллары не могли заставить Илью Феофановича, а именно так звали дома всесильного мага, пережить этот кошмар еще раз.

Но кто этот человек, сотворивший с ним такое и как такое вообще может быть? Илья Феофанович был потрясен и раздавлен.

На следующий день к Илье Феофановичу пришли его постоянные клиенты — господин Казулин и его партнер по бизнесу. Маг не дал им открыть рот, как сразу же обрушился на них с тирадой:

— Нет, батенька, нет, никаких зеленых бумаг, я узрел новую истину: ЕВРО — вот будущее Европы и наше. — Илья Феофанович с глубокой радостью осознал, что проклятие действует только на слово «доллар» и никак не распространяется на слово «евро». Его это обрадовало несказанно, и он начал свой путь возвеличивания европейской валюты. Его европрозрение чудесным образом совпало с победоносным нашествием евро на доллар, и в среде финансистов распространился слух о проницательном маге и заклинателе, который задолго до финансовых аналитиков и акул валютного рынка предсказал победу европейской валюты.

Теперь ради сохранения жизни Илья Феофанович думал только о евро и сообщал о его грядущем возвышении всем страждущим. Его тут же ангажировали несколько проевропейских институтов анализа конъюнктуры мировых рынков и европейские инвестиционные фонды. Он так бескорыстно говорил о величии евро, что ему начали верить.

Слухи об оракуле, возвещавшем о скором падении ненавистного доллара и возвышении евро, начали распространяться по столице. Для москвичей это было не столько экономическим чудом, сколько долгожданным божественным изъявлением. Европа, к коей себя и причисляла Москва, наконец поднималась с колен и показывала дальним господам свое могущество. Рубль рассматривался как младший, но очень надежный брат евро, на плечах которого он должен был влиться в мировую экономику.

— Милорд, вы установили новый финансовый порядок.

— Да, но теперь нужно навести порядок в умах.

— Отлично, полагаю, это будет забавное зрелище.

— Кто правит умами москвичей?

— Помилуйте, господин, конечно, деньги.

— И всего лишь?

— Да, Сир.

— А как же гении?

— Да нет их.

— Милорд, здесь как-то все не так — где булыжные мостовые, где замки, где ухоженные парки?

— Мне неуютно здесь, — вдруг произнес молчаливый слуга, которого Магистр называл Шевалье.

— Магистр пропустил мимо ушей вопрос с мостовыми и обратился к Любезному:

— А что же наш «вноситель лепт», где он сейчас?

— В глуши, Милорд.

— Выражайся яснее.

— Извольте: в деревне, за двести километров от Москвы, в полуразвалившейся избе.

Надо навестить, все равно пока нечего делать.

И вся компания отправилась в гости к вершителю лепт за откровениями. Когда наконец отыскали деревянный дом на окраине деревни, уже наступили сумерки. Ополоумевший писатель черкал что-то в грязной ученической тетради.

— День добрый, — сказал Магистр, войдя в комнату.

Краснов отреагировал на шум, пронзил Магистра пустым взглядом и тихо сказал:

— Вечер добрый.

После этого опять окунулся в тетрадь, не обращая внимания на гостей.

— Что пишете?

— Роман, — многозначительно заявил Краснов. — Значит, роман? — Да.

— И, позвольте вас спросить, как называется?

— «Колодец».

— И о чем сие произведение?

— О духовном падении нации.

— Магистр удивился и продолжил расспрос.

— И что же, вся нация духовно пала?

— Вся без остатку.

— Откуда же такая уверенность, милейший?

— Я знаю, — произнес писатель и загадочно замолчал.

— Конечно, знает, недавно они, — и Любезный показал на бедного Краснова, — пытались искупать секретаршу своего шефа в ванне, наполненной шампанским.

— Ну, — протяжно произнес Магистр.

— Ну и искупал, — сказал Любезный.

— Ну и что тут такого, мне подарили десять ящиков полусладкого «Абрау-Дюрсо», я его все равно не пью, да и не было потом ничего, — обреченно сказал Краснов.

— Это ваша роковая ошибка, — дремуче произнес Магистр, — никогда, никогда не пользуйтесь полусладким, для ванны из шампанского подходит исключительно брют.

На это профессиональное замечание Краснов никак не отреагировал и так и продолжал смотреть куда-то вдаль.

— Ну, хорошо, а почему вы выбрали такое странное место для творчества?

— Здесь душа не сквернословит.

Магистр ничего не понял.

— И много ли вы написали?

— Тружусь.

Краснов начал симулировать муки творчества и профессиональную отрешенность.

— Значит, вы один пишете за всю совесть нации.

— Один, один как перст, а, позвольте вас спросить, по какому вы вопросу ко мне?

— О, батенька, мы специализируемся по самому широкому кругу вопросов, но в данный момент нас интересуют писатели, — ответил Любезный.

— Очень интересно, а вы из какой организации?

— Из самой высокой, — завопил Любезный, — Уж поверьте нам.

— Я вам ничего не скажу, оставьте меня в покое.

— А если мы заглянем в глаза вашей судьбы? — тихо спросил иностранец.

— От этих слов Краснов пришел в бурное беспокойство и начал кружится на кровати, бормоча одно и то же:

— Один, один как перст, за всех один… — Вводит себя в транс, Магистр, — произнес Лю-езный, — я видел это сотни раз у творческих людей.

— Ничего, вернем к жизни очень быстро.

Магистр склонился над Красновым, и их взгляды встретились.

— А если кто кроме тебя пишет великое?

Взгляд непрошеного гостя так поразил писателя, что он затрясся, вспоминая всех российских писателей, знакомых ему. Но зависть — это божественное взлелеянное человеком чувство — не способна на правду.

— Нету, никого нету, я костьми лег, я сюда ушел от людей, я с небом говорю, — вопил писатель.

Магистр тихо шепнул что-то на ухо Краснову. Взгляд его сразу оживился, воля и чувства вернулись, и он заговорил:

— Да, вспомнил, мой господин, конечно, конечно, есть, Андрей Варфоломеев.

— Значит, вы все же не одиноки в литературе.

— Конечно, нет, мы даже хотели написать роман в творческом тандеме, — неудобно заерзал Краснов.

— О, ну, уж про ваши тандемы мне достоверно известно, — юродиво сообщил Магистр и смерил убийственным взглядом Краснова.

— Ворует романы, — спокойно констатировал Любезный.

— Нет, что вы, как же можно, все сами, все сами пишем, — затрясся писатель.

— Монсеньор, я боюсь, вы его доведете до умопомешательства.

— Ничего, русской литературе не привыкать, там сумасбродов хватало.

— Мой господин, — завопил Краснов, — он живет здесь недалеко, один на даче.

— Кто он?

— Андрей Варфоломеев.

— Хорошо, а что он пишет?

— Не знаю точно, но очень необычно.

— Роман?

— Да.

— Интересно, и о чем там говорится?

— Я не знаю, мой господин, но это гениально, я читал и высказал свое мнение.

— Какое?

— Отрицательное, — уверенно произнес Краснов.

— И что же, позвольте, после этого с вами сделать?

— Мне все равно, — тихо и уверенно сказал Краснов.

— Ну что же, пусть будет так.

— А как же писатель Балтазар Елисеев? — спросил Любезный.

Тут писатель оживился и выдал такую сложно-отрицательную тираду, что вызвал даже восхищение Магистра и его спутников.

— Балтазар Елисеев стал лауреатом премии «Книга за книгу». Первое место было присуждено ему за роман «Пуп вечности». Во множестве интервью он проявил потрясающее видение судьбы. На большинство вопросов он отвечал вялой мимикой лица, а корреспонденты потом переводили эту мимику на свой вкус. Получалось очень цветистое интервью, выражавшее не столько предпочтения автора, сколько его сюрреалистический взгляд на литературу. Молчание, как это часто бывает, приняли за гениальность.

Краснов достал последнюю сигарету из-за уха, громко закурил и тихо произнес:

— Нет, вам нужен Варфоломеев.

Прохладным подмосковным утром иностранец со свитой пили чай у Андрея Варфоломеева. Он принял их за иностранных журналистов и, одичавший от одиночества, с удовольствием пригласил в гости.

— Так вы, значит, писатель? — спросил многозначительно Магистр.

Андрей замялся и не знал, что ответить.

— Пожалуй, можно утверждать, что писатель.

— Ну, конечно, писатель, — услышал он голос за спиной. Слуга Магистра держал в руках несколько страниц, набранных на компьютере.

— Ну, что там, Любезный?

— Сейчас прочитаю, Монсеиьор… «В начале не было ничего».

— Не ново, — сказал Магистр.

— «Потом явился свет. Темнота была зачатием света. Так рождается младенец, он видит свет и издает крик, крик жизни».

Воцарилась тишина, которую люди совершенно точно называют гробовой. Любезный продолжал:

— «Свет родился из глубины тьмы, но даже у тьмы есть свет. Луна — это фонарь темноты. Ее перво-возвестник. Так устроено все в этом мире — одно уравновешивает другое.

— Сколько бы сердец не соединилось на Земле, если бы не волшебство лунного света, Света Тьмы. Разве Солнце соединяет людей? Нет, Луна, свет темноты».

— Ваше?

Андрей одобрительно кивнул.

— Так, — как будто безучастно сказал Магистр и осмотрел жилище писателя с глубоким интересом. Его взгляд остановился на галерее пустых бутылок, стоящих в ряд около печки.

— Пьет все время, — тут же заметил Любезный.

— Пьяница? — возмущенно спросил иностранец.

Андрей хотел было оправдаться, но не успел открыть рот, как услышал голос Любезного.

— О, что вы, Монсеньор, как же это может быть, какой же он пьяница, пьет только благородные вина, преимущественно итальянское, вчера две бутылки «Бароло», давеча «Амароне» уговорил…

— Что это ты по-древнему заговорил?

— Но ведь вы, Милорд, знаете нашу природу, больше месяца и я впитываю в себя местный этнос, можно сказать, с кровью. — И Любезный с удовольствием опрокинул остатки красного вина из бутылки, стоящей на столе.

— Ладно, помолчи, зачем же вы, мой друг, тратите деньги на вино?

— Там истина, ведь вы знаете.

— В вине?

— Нет, во мне.

— А, что же, вы итальянские предпочитаете?

— Да, в основном.

— Позвольте полюбопытствовать, почему именно итальянские?

— Они теплее других, — сказал Андрей.

После этих слов Андрей жадно сглотнул и подумал о бокале красного вина.

— Рано еще об этом думать, — оборвал его мысли Магистр.

Магистр сразу отметил, что в этом доме никогда не было женщины.

— Вы не женаты? — спросил он неожиданно.

— Нет, к сожалению.

— Уверены, что «к сожалению»?

— Да, я жду ее, но она не приходит.

— Вы уверены, что нужно ждать?

— Конечно, а разве бывает по-другому?

Магистр улыбнулся кромкой губ и углубился в чаепитие.

— Шевалье, расскажите нашему другу, к чему приводит безучастное ожидание в любви.

Тот, кого Магистр называл Шевалье, побагровел, упал на колени и закрыл лицо руками.

— Что с ним? — спросил Андрей.

— С ним — великая трагедия любви, он ждал свою возлюбленную целую жизнь, но так и не дождался.

— Почему? — спросил Андрей.

— Он боялся признаться ей в любви, а она умерла от тоски, думая, что он ее не любит.

— И что теперь? — глупо спросил Андрей.

— Теперь он должен мучиться вечность, чтобы после вечности соединиться с любимой.

— Слова иностранца показались Андрею укором в его адрес. Андрей не знал, что говорить теперь.

— Радушие русского писателя, поверившего, что Магистр и его люди журналисты, удивило иностранца.

— Так у вас истина в форме заметок или на произведение какое-нибудь претендуете?

— Хочу написать роман.

— О чем?

— О Добре и Зле.

— И вы точно знаете, что есть добро и что есть зло?

— Нет, в этом и тяжесть моего труда, я не знаю, что они есть, знаю лишь, что они существуют, но как отделить одно от другого, где между ними граница, я не знаю, и это мучает меня.

— А зачем их делить, — сказал странный иностранец, — ведь человек — это черно-белое существо, разве не так?

Андрей не знал, что ответить.

— Вы верите в бога?

— Не знаю, — честно ответил Андрей.

— Не знаю, — тихо повторил иностранец, — это очень удобная форма общения с ним. Вы в него не верите, но признаете возможность его существования.

Андрей смущенно развел руками, не зная, что ответить.

— На всякий случай боитесь? — спросил Магистр и посмотрел в небо.

Андрей сразу понял, что имеет в виду загадочный иностранный гость:

— Зачем бояться, ведь он свет, а от света не бывает плохо.

— Не судите так, мой друг, яркое Солнце может обжечь вас.

Только теперь Андрей начал понимать, что гости, появившиеся в его доме, не совсем обычные люди.

— Да, мой друг, вы проницательны, мы — хранители тайных желаний.

Андрею показалось, что загадочный господин не то чтобы читает его мысли, но предвосхищает его вопрос молниеносным ответом. Магистр сделал паузу, чтобы посмотреть, какой эффект произвели его слова на Андрея.

— У вас есть тайные желания? — спросил Магистр, и по его глазам пробежал огонь.

Потухшие глаза Андрея вспыхнули, он ожил, и взволнованно сказал:

— Есть.

— Я слушаю, — преображаясь, ответил Магистр.

Его плащ как ветром вздернуло ввысь. Только сейчас Андрей заметил, что гость одет не по погоде, да и не так, как одеваются современные люди.

— А зачем вам мои желания?

— Я люблю исполнять желания честных людей.

Андрей, давно потерявший нить общения с этим бессмысленным для него миром, был удивлен. Конечно, интуиция сразу предупредила его, что сегодняшние гости необычные люди, но насколько необычные — он не мог даже предположить.

— Вы хотите славы? — вдруг спросил Магистр.

— Я не знаю, вернее, не уверен, хочу ли?

— Но ведь все хотят, и тогда она узнает, где вас искать.

— Она? — Андрея удивило не то, что сказал иностранец, а уверенность, с которой Магистр произнес — «она».

— Конечно, ведь вы любили одну женщину, насколько мне известно.

— Почему любил? Я и сейчас ее люблю, и только ее одну.

— Так почему вы не говорили ей об этом последние двадцать лет?

— А что я ей мог дать… — и Андрей обреченно обвел взглядом свое жилище.

— Разве нужно что-то давать? А почему вы уверены, что женщина потребует от вас что-нибудь, кроме любви?

— Но ведь настало такое время, когда…

Магистр опять прервал его:

— Какое еще время, — рассерженно сказал он, — Для любви все времена одинаковые, она не просит ничего взамен, разве вы, писатель, не знаете о таких простых вещах?

— Я об этом почему-то никогда не думал.

— Вот так, мой друг, вы сами обрекли себя на несчастье.

После этих слов Андрей ощутил страшную боль в затылке, боль начала усиливаться, захватывать все пространство вокруг — и вдруг исчезла.

Андрею показалось, что все это он слышит во сне…

Он очнулся от того, что почувствовал, как по его губам в рот втекает удивительная жидкость, растворяющая сознание и вселяющая силы.

Что это? — спросил он, не зная у кого.

«Лакрима Кристи», оно вернет тебя к жизни, — сказал кто-то.

«Лакрима Кристи», что это значит? — опять не зная у кого спросил Андрей.

С итальянского это значит — «слезы Христа».

Андрей поднялся, сел на стул и ощутил яркий, не московский, свет у себя в глазах. Тот странный сон, который он видел всего лишь полчаса тому назад, исчез. Теперь он не мог точно сказать, приснилось ему это все или нет. С кем он разговаривал и почему теперь он видит этот странный пронзительный свет, как будто бьющий, воспаряющий из конца тоннеля…

И вдруг тоннель лопнул, исчез, растворился, и теперь вокруг были кипарисы, оливковые деревья, и где-то внизу был слышен шум прибоя. Андрей был на море лишь однажды, в далеком детстве, вместе с родителями. Память о море почти стерлась, но вкус морской воды он помнил очень хорошо.

— Это Капри, мой милый друг, лучшее место для писателей, очень способствует творчеству.

Андрею показалось, что прошло не больше часа с последнего тяжелого разговора с зарубежным незнакомцем.

— Вы уже неделю как проспали сном младенца.

— Неделю? — с ужасом спросил Андрей.

— Именно.

— И это действительно Италия?

— Лучше, мой друг, это Капри, рай на этой странной земле.

Неделя, прошла целая неделя! Хотя почему нет? Столько бессонных ночей, когда он мучил себя этой книгой. Он даже не знал, нужна ли его книга кому-нибудь, в какое издательство ее нести и что там говорить. Он не думал об этом, его волновал лишь творческий ноток его мысли. Мысль как будто бы шла откуда-то сверху. Он, как антенна, принимал ее, переводил на удобный язык и перекладывал на бумагу. Он не знал, что делать с этими мыслями.

Вы заслужили отдых, наслаждайтесь островом и ни о чем не думайте.

Ни о чем не думать, вы шутите, как это возможно, после всего, что произошло.

Не думать ни о чем — это привилегия немногих людей. Я дарю ее вам. Впереди осень и зима в Москве, набирайтесь сил писать книгу.

С этими словами Магистр исчез. Андрей хотел было что-то предпринять, но понял, что все это бессмысленно. Он действительно на острове, далеко от дома, и вернуть его домой сможет только тот, кто доставил его сюда.

Сначала Андрей был страшно расстроен обстоятельствами, которые вырвали его из жизни и забросили сюда. Но море и солнце всегда сильнее человека. Они растворяют его мысли, погружая в первобытное состояние разум, заставляя вспомнить свою природу. Андрей начал растворяться в тишине и покое. Здесь ничто не мучило его мятежный разум, и чувство любви, любви ко всему, начало возвращаться к нему.

Дворец, в котором он оказался, был совершенно пуст — ни хозяев, ни слуг. Он бродил по просторам дворца, не веря тому, что с ним происходит. Мраморные лестницы уводили его в дивный сад, где сотни фонтанов создавали прохладу, спасая от испепеляющего средиземного солнца.

Как ужасны большие города, они заставляют человека умирать живым, и как хорошо здесь, как первозданно и наполнено смыслом все вокруг. В простоте сливающегося моря с раскаленным солнцем и есть смысл жизни. Андрей растворился в покое и оливковом масле, которым итальянцы поливали все, даже то, что не требовало масла.

Каждое утро он готовил себе завтрак. То, что в Москве было занудной необходимостью, здесь стало счастливым ритуалом. Он заваривал кофе, делал тосты из чиабаты, мазал их маслом и розовым вареньем. Целый день он проводил на море, забывая обо всем. А стол к ужину чудесным образом оказывался накрыт ровно в семь часов около бассейна.

Он целыми днями сидел на берегу и смотрел на лазурь моря. Море было спокойным, размеренным, ленивым, как будто уставшим от людей и событий за многие бурные тысячелетия. Теперь все здесь стало размеренным и неторопливым.

«Здесь уже все было», — подумал Андрей.

— И больше не повторится, мой друг.

— Что не повторится?

— Ничего.

— Что это значит?

— Я вижу, жизнь возвращается к вам, ведь я говорил: Капри — это лучшее лекарство для угнетенной души. Вам нравится палаццо?

— Да, оно превосходно, но почему здесь нет ни одной живой души?

— Хозяин дворца сейчас занят делами.

— Хозяин? — удивленно спросил Андрей.

— Да, один российский бизнесмен, он любезно предоставил дворец в мое распоряжение.

— Я благодарен вам.

— Она его жена, — не обращая внимания на слова Андрея, произнес Магистр.

— Кто, она? — переспросил Андрей.

— ОНА.

Андрей все понял. Он давно ничего о ней не слышал. Лишь надеялся, что у нее все хорошо. Значит, действительно все хорошо. Невыносимая тоска сжала его сердце. Он так надеялся, что судьба когда-нибудь позволит им встретиться, но теперь на это не было надежды.

Не отчаивайтесь, мой друг, у жизни много сюрпризов.

Я вам так благодарен.

Не стоит, — прервал Магистр, — благодарите только себя, итак, настало время возвращаться в Москву.

Андрей проснулся в своей квартире, и Капри показался ему сном. В общем-то это было правдой. Замученные работой москвичи за свой годовалый труд получают пару-тройку недель отдыха в раю, где-нибудь на Карибах или в Таиланде, и после этой передышки опять терпят год в аду.

— О, мой друг, вы начинаете познавать прелести мира.

— Но разве так должно быть?

— Мой друг, но ведь это вы писатель, кто еще в этом мире должен знать, как должно быть, — сказал Магистр.

Андрей с удивлением обнаруживал правоту слов загадочного незнакомца. Он сейчас уже и не помнил, как начал писать. Как нормальный человек вообще становится писателем? Божественная ли искра зажигается в его груди или огонь преисподней, и как понять, кому он обязан откровением? Откуда это все свалилось на него, откуда появились эти мысли и неведомая сила, которая требовала, чтобы он переносил мысли на девственную белоснежную бумагу?

А что делать дальше? Нужны ли эти мысли кому-то? Эта странная неведомая сила все время говорила — да, нужны. Но действительность была так проста и убога, что Андрей боялся кому-либо показывать свои бумаги.

— Как Краснов узнал о вашей книге, мой друг? — голос незнакомца опять выдернул Андрея из его мыслей.

Он не знал, с чего начать. То, что этот необычный господин все время называл его «мой друг», очень льстило Андрею, а то, что Магистр, как его называл слуга, знал о Краснове, очень настораживало:

— Вы и о Краснове знаете?

— Конечно, мы не только знаем, но и знакомы с этим выдающимся на фоне всех остальных господином, — затараторил слуга Магистра.

Андрей вдруг осознал, что может довериться своим неожиданным, как он полагал, друзьям полностью и рассказать им все, а там пусть что будет.

— Я вам сейчас все расскажу.

Андрею хотелось рассказать этому человеку все, все, чтобы не осталось никаких тайн, как на исповеди.

— Чтобы не сойти с ума от одиночества и не зная, что предпринять, я показал свои наброски Егору Краснову. Мы познакомились на какой-то книжной ярмарке, куда меня пригласили как эксперта по русской словесности. Краснов был звездой ярмарки. Крупная строительная компания организовала информационную поддержку его романа «Этажи».

После презентации мы разговорились, и Краснов благосклонно поинтересовался моими делами:

— Что пишете, коллега?

Андрей, удивленный, как ему показалось, искренним интересом, начал объяснять основу сюжета своего еще ненаписанного романа.

Краснов, ожидавший услышать не более пары реплик, быстро потерял интерес к Андрею, но, как более успешный коллега, не удержался, чтобы не произнести короную фразу:

— Принесите, я почитаю.

После чего сразу растворился в толпе спонсоров. Андрей был окрылен возможностью хоть кому-нибудь показать наброски того, что он даже втайне от себя боялся назвать романом. Его не волновало, понравится ли Краснову, главное — что настоящий писатель сможет прочитать его рукописи.

Андрей всю неделю был взволнован этой встречей и готовился к ней самым тщательным образом. Он семь раз переправил первую часть романа и остался доволен собой. Это сладостное чувство самоудовлетворения, когда тебе нравится то, что ты написал.

Андрей уже выяснил, что Краснов каждый день ужинает в одном и том же ресторане, не изменяя своему правилу ни при каких обстоятельствах. Через неделю Андрей шел на встречу с Красновым. Двести страниц первой части романа в старой кожаной папке его отца веселили его душу. Мало того, он был рад выходу в свет и тому, что увидит столько радостных лиц людей. Ему даже захотелось выпить много вина. Правда, тут же его радостные мысли сменились гремучими, изводящими душу сомнениями. А вдруг Краснов уже и забыл про него, или просто не узнает Андрея…

Андрей вошел в ресторан с тяжелыми мыслями, но, на удивление, тут же попал в дружеские объятия Краснова.

— А, дружище, — заорал пьяный Краснов, — ты пришел поприветствовать меня. Рад, рад, очень рад. Садись, будем пить огненную воду.

После этих слов Краснов дико рассмеялся и сел во главе стола, еле удерживая равновесие. После трех часов возлияний Андрей с трудом осознавал реальность, окружавшую его. Краснов уже полчаса пил с ним на брудершафт, постоянно называя его настоящим другом. Это «настоящий друг» вызывало такую волну радости в Андрее, что он из простого русского «ты меня уважаешь» не мог отказать Краснову и пил без меры. Как очутился дома, он, естественно, не помнил.

Утром дико болела голова, тело не слушалось, и было странное ощущение бессмысленности вче-рашнего вечера. Андрей пошарил по комнате и не нашел рукописи, приготовленной для Краснова. Значит, он ее все-таки передал.

— Вот, собственно, и все, — закончил Андрей.

— Да, — сказал Магистр, — вы хотите знать, что было дальше?

— Дальше? — испуганно спросил Андрей.

— Ясно, — сказал иностранец, — тогда я расскажу вам, что было дальше.

— И незнакомец начал свой рассказ:

— Господин Краснов, придя в себя в два часа пополудни следующего дня, понял, что похмелье будет сногсшибательным и широкомасштабным. Это такое жуткое состояние, которое сам Краснов называл «Зазеркалье». Суть этого состояния сводилась к тому, что после пяти-шести часов крепкого сна организм просыпался достаточно бодрым и, как казалось, с ясной головой. Это обманчивое впечатление заставляло тело вставать и начинать что-то делать, и именно в этот момент тело и, что самое страшное, голова исчезали и переходили в «Зазеркалье», причем независимо друг от друга. В таком состоянии никакие рассолы, кефиры и лечебные «химикаты» не помогали. Только спать, пока организм сам не выпустит последние пары алкоголя. Еще через сутки Краснов проснулся более-менее трезвым и сразу сел за свой письменный стол, предвкушая новые идеи.

Егор Николаевич Краснов творил свои шедевры, воруя мысли и тексты никому не известных писателей. Он понял прелесть такого копирайтерства очень быстро. Куча глупышей в поисках славы и денег выставляли свои произведения в Интернете или с беззаботной радостью рассылали свои рукописи в издательства. Издательства никогда не интересуются такими рукописями, и Краснов — сотрудник крупного московского издательства — имел доступ к огромным литературным ресурсам. Он оказался неплохим редактором, сразу вычленяя качественные тексты. Когда их скопилось более тысячи страниц, он решил превратить это все в конвертируемый литературный текст.

— Так и родилась его безмятежная трилогия, — констатировал Магистр.

Андрей не верил своим ушам, но инстинктивно понимал, что собеседнику нужно верить.

— Краснов, надо отдать ему должное, был потрясен вашими текстами сразу. Он решил, что вставит часть ваших рукописей в свою следующую трилогию.

Андрей сидел с глупым видом и лишь слышал громоподобную речь всемогущего иностранца. Этот человек так много знал о его жизни, что он решил довериться ему до конца, не страшась за будущее.

— Чтобы усыпить вашу бдительность, он назначил встречу и мягко, по-дружески раскритиковал вас.

— Да, но это немыслимо, вы и это знаете.

— Итак, продолжаем, — сказал Магистр, никак не отреагировав на удивление Варфоломеева.

Краснов был красноречив:

— Дружище, это гениально, но несовременно, — гений обязан быть востребованным. Но ведь это не «формат» — Добро и Зло. Это так старо, что пахнет нафталином. Сегодня это неактуально. Вам нужно быть на острие ножа сегодняшней жизни, буквально ходить по лезвию бритвы, не жалея крови.

Свои слова Краснов обозначил многозначительностью и дружеским загадочным подмигиванием исподлобья.

Да, так все и было, — прокомментировал окончательно сбитый с толку Андрей.

Далее, — продолжил Магистр, — господин Краснов пытался вставить украденные части романа в свою новую трилогию «Родник», «Колодец», «Море-океан», но у него ничего не получилось… Сюжет не складывался. Текст казался неоднородным. Вставки из романа, из вашего романа, так дико, отличались от текста самого Краснова, что он был в отчаянии. В конце концов он бросил эту затею, а вам сказал, что роман никуда не годен.

Опустошенный, Андрей сидел и медленно переваривал обстоятельства собственной жизни. Он пришел к тупику. Страсть к правде и творчеству погубила его. Он не завел семью, не дописал роман, не сделал ничего решительного.

Магистр спокойно ходил по комнате, и только ритмичное дыхание проваливающихся под ногами досок разбивало тишину в доме Андрея. Эта звенящая тишина стала символом его непонятной жизни. Зачем все, зачем он живет и что-то пишет, когда настоящая жизнь проходит в стороне от него.

Магистр был задумчив и серьезен. Через какое-то время он преобразился и сказал:

— Вы хотите быть писателем, которого будут читать?

— Хочу.

И ничего не боитесь?

— Мне уже нечего бояться.

— Ну что же, господа, — обратился он к своим слугам, — сделаем из него великого писателя.

Шевалье от радости выхватил шпагу и уже хотел произвести обряд посвящения Андрея в рыцари «Пера и Чернил», но Магистр остановил его:

— Готовьтесь, мой друг, через полгода вы будете очень известным писателем.

— Я? — глупо спросил Андрей, — а что я должен Делать?

— То же, что и раньше, писать ваш роман и более чего, и как можно быстрее его закончить.

— А потом?

— А потом — не ваша забота, творите, это все, что от вас требуется. Если я вам понадоблюсь, подумайте обо мне. Но не злоупотребляйте моим расположением, — сказал Магистр и исчез в раскаленном воздухе Подмосковья.

Андрей проснулся утром следующего дня совершенно опустошенным, но, как ни странно, впервые за многие годы своей жизни, уверенным в будущем. Андрей толком не мог объяснить самому себе, что же это за будущее, но уверенность в нем обнаружилась как-то сама по себе. Чувство было монолитным и незыблемым. Чувство победы, которое он не испытывал со студенческих времен, такое неуловимое и сладостное, снова посетило его.

Андрей ощутил просто волчий голод, и мысленная цепочка растворилась в урчании плоти. Вот и думай, что важнее, хотя сейчас важнее оказался французский омлет и целый чайник кофе. Проглотив все это, он стал вспоминать события прошлой ночи. Зачем он понадобился всесильному иностранцу — на этот вопрос ответа не было.

К вечеру Андрей вернулся в свою квартиру в старой хрущевской пятиэтажке. Он долго смотрел в зеркало и удивлялся, как много изменений время оставило на нем — седина, правда, элегантная, морщины под глазами, увядший взгляд, зато он не облысел и сохранил густоту волос такую же, как и в молодости.

Как он потерял свою так успешно начинавшуюся жизнь, когда это произошло, он не мог вспомнить. Он был любимцем богов и женщин, жизнь кружилась вокруг него в институте и потом в издательстве. Но эта же самая жизнь изменилась, и его мир пал под натиском другого мира, мира ему неизвестного и непонятного. Эта неизвестность буквально глумилась над ним. Все, что было незыблемым, превратилось в труху, ненужную этому новому миру.

Как всякий проигравший, Андрей ушел в подполье, где и творил свои тексты. Он все так же подрабатывал в издательстве, беря корректуру на дом. За это исправно платили, но карьерного роста такая работа не предполагала. Правда, Андрей и не стремился ни к какой карьере. Хотя, если бы ему предложили место главного редактора, он бы, наверное, согласился. Но все равно что-то более важное и глобальное манило его всегда.

Больше недели Андрей не выходил из дома, он почти ничего не ел и допивал свои запасы вина. Он каждый день проводил мониторинг своего «погреба». Старые запасы, образовавшиеся совершенно случайно, предательски таяли. Он пытался экономить, но из этого ничего не выходило. Он ничего не писал. Только обдумывал. Ему нужно было, чтобы из обрывков мыслей и фраз, написанных им на бумаге, в голове сложился роман. Как четкая схема, и тогда он сядет и будет писать, не чувствуя усталости.

В конце недели появился Магистр.

— Ну что, мой друг, вы уже знаете, как будете писать свой роман?

— Еще не совсем.

— Но время не терпит.

— Но я не могу так…

— Можете, мой друг, гений может все, даже то, чего не может, пишите, как будто сочиняете музыку.

Магистр разорвал пространство нервным движением рук, как дирижер невидимого, но всемогущего оркестра и тут же исчез.

Андрей долго не решался сесть за начало книги. Много курил, постоянно ходил по комнате и бесцельно смотрел в окно комнаты, выходившее на оживленную автотрассу. Однажды утром он заметил, что вместо рекламы сигарет, висевшей напротив его дома пять лет, на рекламном щите теперь красовалось аккуратно-небритое, уверенное в себе и в окружающем мире лицо человека, которое он вроде бы где-то видел. Он мучился больше недели, но так и не смог вспомнить, где и когда он видел это лицо. Надпись внизу лишь довершала его сомнения. Под волевым подбородком неизвестного было написано: «Скоро он придет и все изменится».

Это роковая обреченность давила на Андрея. Далекий от маркетингово-рекламных уловок, он не мог понять, как этот неизвестный человек может изменить все?

В очередной раз так и не решив измарать бумагу, Андрей лег спать. Сна не было. Вино не помогало. Мозг так лихорадочно работал, что трезвел моментально. Глубоко за полночь, борясь за глубокий сон, Андрей услышал скрежет металла. Он выглянул на улицу и увидел аварию на углу около дома. Грузовой автомобиль протаранил иномарку. Все остались живы, и водители спорили, кто же виноват. И вдруг его взгляд скользнул по мостовой и переместился на рекламный щит. И только теперь Андрей понял, где он видел это лицо. От откровения, внезапно посетившего его, он пришел в отчаяние, сменившееся восторгом. Это лицо он видел каждый день — у себя дома в собственном зеркале.

На рекламном плакате было его лицо и ярко подсвеченная софитами надпись: «Скоро он придет и все изменится».

Подсветка делала лицо Андрея еще более загадочным и непоколебимым. Волевой взгляд и воинственная щетина однозначно говорили — это лицо способно многое изменить. Андрей, не привыкший к публичности, был поражен. Неужели именно в этом и есть слава, в том, чтобы его все знали в лицо и показывали на него пальцем? Андрей несколько дней наблюдал за потоками машин, проносящихся мимо его дома, пытаясь понять, какое влияние на людей производит его портрет.

К своему удивлению, он обнаружил, что люди не поднимают голову выше линии горизонта и плакат не привлекает ни чьего внимания. И, в общем-то, не имеет никакого значения, что там изображено на этом столбе. Реклама сигарет или его, Андрея, физиономия.

Магистр, как всегда, появился неожиданно, из складок раскаленного воздуха.

— Да, лето нынче адское.

Магистр обтер лицо черным шелковым платком, который, впрочем, остался абсолютно сухим, и с Удивлением посмотрел на Андрея.

— Ну, как Вам? — спросил иностранец, улыбаясь сам себе.

— Да я не ожидал такого.

— Такого — что вы имеете в виду?

— Этот рекламный щит с моим лицом.

— Позвольте, но ведь вы были согласны.

— Конечно, но разве вот так?

— Пардон, мой милый друг, а как вы хотели?

— Я думал, люди начнут читать и обсуждать мою книгу.

— Да, мой друг, вы больны ложными истинами, теперь я это понимаю, и не спаси я вас, сгинули бы.

Магистр прошел по квартире решительным шагом и сказал:

— Отныне будете исполнять мои инструкции, делайте, что вам велят, и мы придем к успеху.

— Хорошо, — сказал Андрей и покорно склонил голову.

— Так-то лучше, заканчивайте книгу и несите ее в издательство Егора Краснова.

— Но… — пытался возразить Андрей.

— Никаких но!

— Я опустошен, — сказал тихо Андрей.

— Хотите увидеть настоящую пустыню?

— Зачем?

— Пустыня — как белый лист, там ничто не ограничивает свободу и ничто не дает ее…

Эти странные перемещения в пространстве с загадочным Магистром пробудили в Андрее жажду жизни. На свете оказалось так много всего, чего он, оказывается, не знал, и мир этот такой огромный, что способен проглотить его со всеми потрохами…

Утром следующего дня Варфоломеева разбудил телефонный звонок:

— Алло, Андрей Валерьевич, это издательство «Феникс», мы с нетерпением ждем вашу книгу, скажите, пожалуйста, сколько времени займет окончание романа?

Андрей теперь уже ничему не удивлялся, но был явно не готов ответить на этот вопрос.

— А скажите, сколько у меня вообще времени, чтобы закончить книгу?

— О, я полагаю, мы бы хотели увидеть весь текст не позднее чем через месяц.

— Хорошо, я принесу в издательство рукопись ровно через тридцать дней.

— Мы благодарим вас, Андрей Валерьевич.

Андрей достал огромную старую кожаную папку своего отца, ту самую, в которой он относил рукопись Краснову. В папке лежала пухлая пачка разнокалиберных листов, от ученической тетрадки до офисного А4, исписанных неровным, нервным почерком. Долго рассматривая записи, пытался привести их в порядок. Из обрывков мыслей, спонтанно записанных на бумаге, единая картина не складывалась, он мучился больше часа и решил переносить мысли с бумаги в компьютер, а потом из них лепить то, что должно было стать романом.

Андрей растворился в работе. Как сложную мозаику, начал он собирать свой роман из обрывков фраз, мыслей и новых чувств. То, что раньше давалось с трудом, теперь превращалось в волшебное полотно, он творил без сна и еды.

Андрей писал круглые сутки. Он провалился в роман, находя в нем новые, неожиданные повороты сюжета. Последнюю неделю он не спал вообще, проваливаясь в сон на час, не более. Над последними страницами он бился больше недели. Окончание романа требовало особых слов, но Андрей никак не мог их найти. В отчаянии он заснул на рабочем столе. Ему приснился сон, впервые за многие месяцы он был безмятежным. Ему снилась Она. Она пришла к нему в его квартиру и смотрела, как он пишет книгу. Ни одного слова, жеста или движения. Она безмолвно наблюдала за тем, как его пальцы в бешеном ритме набирают текст на компьютере. И он чувствовал ее всем телом и душой. Ощущение вселенского, огромного, всепожирающего счастья переполняло его, он растворился в этом состоянии, боясь проснуться.

Но гулкое, бескопромиссное московское утро выдернуло его из счастливого сна. Сон не покидал его, и он помнил его почти досконально. Еще никогда сны так не врезались в память. Обычно они быстро растворялись, оставляя смутные очертания. Но только не сегодня. Ему так захотелось ее увидеть.

Андрей ощутил, как жизнь возвращается к нему, как простые человеческие инстинкты и желания овладевают им. Он испытал физическую боль от невозможности увидеть ее, боль, пронизавшую не только душу, но тело. Он мысленно вызвал Магистра и упал от истощения.

Когда он очнулся, Магистр сидел в кресле с бокалом вина и загадочной улыбкой.

— Мой друг, у вас не больше часа.

— Не больше часа? — недоуменно спросил Андрей. — Не больше часа для чего?

— Для встречи с Ней.

Андрей, начинавший привыкать к чудесам, даже не пытался выяснить, почему Она идет к нему и кто си рассказал, как его найти. Он уже понимал, что такие вещи для Магистра были пустяком. Теперь его больше всего волновал собственный вид и вид его квартиры.

Андрей открыл шкаф и с удивлением обнаружил там темно-коричневый двубортный костюм. В спешке примерил. То, что он увидел в зеркале, ему понравилось. Он давно не носил костюм, просто потому, что его некуда было надевать. Впервые за долгие годы он ощутил чувство уверенности в себе, чувство превосходства над жизненными обстоятельствами, которые раздавливают обычного человека раз и навсегда.

И это чувство возникло в нем не на пустом месте. Его книга понадобилась каким-то могучим силам. Значит, и его жизнь теперь чего-то стоит. «Забавно», — подумал Андрей. Раньше он бы сказал: «Моя жизнь обретает смысл», теперь он подумал: «Моя жизнь чего-то стоит», как раз в духе времени и напутствий Краснова. Простые чувства и инстинкты начали пробуждаться в нем. Он так остро почувствовал потребность любить, что одиночество вызвало у него животное отвращение.

Как он мог жить один, как можно было потерять свою любовь и не пытаться ее вернуть. Одиночество — это преступление человека против себя самого. Андрей был поражен своими откровениями. Он становился другим человеком, но, как это ни странно, он становился ближе к себе. У него было ощущение, что он наконец становится именно самим собой. Именно тем, кем он и должен был стать. Чувства и желание перевернуть весь мир начали расцветать в нем с чудовищной силой.

Его мысли прервал Магистр, голос которого он услышал:

— Итак, Она у порога, открывай двери.

Андрей мигом оказался около двери и распахнул ее в тот момент, когда Она поднималась на последнюю ступеньку. Их взгляды встретились так, как горизонт Земли встречается с краем моря. Андрей ощутил себя океаном, огромным и бурным, способным на все в этом мире. Она ничего не сказала, но глаза, ее глаза… Это так бывает — счастье, вымученное горем. Он сразу понял, что ничего говорить не надо. «Это любовь с первого молчания», — подумал он про себя.

Утром Андрей проснулся от теплого дыхания. Он открыл глаза и увидел ЕЕ, спящую на его руке. Рука затекла, и он ее уже почти не чувствовал, но, как всякий влюбленный, боялся пошелохнуться. Он думал, что после стольких лет разлуки, нужно будет что-то говорить, объяснять, просить прощения и прощать самому, а, оказывается, ничего этого не нужно.

Андрей долго рассматривал ее лицо. Они не виделись тринадцать лет. Он целовал ее тихо, боясь Разбудить, покрывая поцелуями голову, шею, волосы. Вдруг его пронизал страх — она проснется, Увидит все в утреннем свете и вернется к мужу. Не Успела эта мысль пронестись у него в голове, как он не поверил собственным ушам, услышав:

— Не бойся, мой милый, я остаюсь с тобой…

Ее похитили на следующий день. Тихо и незаметно. Андрей впервые за многие годы спал глубоко и спо- койно. Он ничего не слышал. То, что она ушла сама, было немыслимо, и он сразу понял, что случилось, i От отчаяния мысли Андрея сгустились на воспоминании о Магистре.

— Я все знаю, — сказал он спокойно.

— Что будем делать?

— Пока ничего.

— Ничего, — закричал Андрей, — но ведь в ваших силах ее вернуть!

— Конечно, в моих, но ведь он вернется.

— Кто он?

— Ее муж, ведь ты знаешь, мой друг, что он — авторитетное звено современной жизни.

— Но ведь вы же можете…

— Мой друг, вы злоупотребляете моими возможностями.

— Андрей замолчал.

— Что вы хотите, чтобы я с ним сделал — превратил в мышь или кота, такое бывает только в сказках. Марьянов силен, как тигр, и вы еще не готовы к сражению с ним.

Магистр стал торжественно молчалив, потом громко и четко произнес:

— Она вернется к тебе, очень скоро, верь мне…

Через двадцать девять дней роман был завершен. Андрей распечатал его в трех экземплярах и отнес в издательство «Феникс». Он раньше никогда не слышал о таком издательстве, но понимал, что оттуда позвонили не просто так.

Его принял главный редактор. В огромном кожаном кресле развалился тучный человек в белоснежной сорочке и огромном вязаном полувере. От главного редактора веяло уютом и благоденствием.

— Ну что же, Андрей Валерьевич, мы рады получить ваш роман и опубликуем его в ближайшее время. Там, — и главный редактор многозначитслыю показал пальцем в небо, — очень заинтересованы в вашем романе.

Андрей не сразу понял, почему именно «там» его роман так нужен, но сделал вид, что все понимает.

— Как только выйдет из печати, я позвоню вам, не беспокойтесь.

Главный редактор, превозмогая себя, с трудом выбрался из кресла и проводил Андрея до двери, крепко пожав его руку.

После того как Андрею позвонили из издательства и сообщили о первых результатах продаж, он был взволнован как никогда. Даже магия высших сил, как считал Андрей, не могла сотворить такое чудо. Премьерный тираж разошелся за месяц, и все книжные магазины Москвы держали книгу Андрея на полках «Бестселлеры».

Андрей решил сам посмотреть, как продается его роман, и поехал в крупнейший книжный супермаркет Москвы. До супермаркета он добирался около получаса на метро и потом еще пятнадцать минут пешком. Первое, что ему бросилось в глаза при выходе из станции метро, это рекламный щит с его лицом. От волнения он не в состоянии был прочитать, что написано под его фотографией. Андрею казалось, что весь мир смотрит на него, и он ускорил шаг.

Проходя по центральному московскому проспекту, он обнаружил, что рекламные щиты с его лицом и какой-то пока не разборчивой для него надписью занимают все пространство проспекта с периодичностью пятьдесят метров. Андрей остановился около первого попавшегося рекламного объявления и наконец прочитал надпись: «Он явился, чтобы вы узнали Правду».

Слово «правда» было написано с большой буквы и доминировало в тексте, причем буква П была написана как число «пи». Но не это удивило Андрея. Слово «явился» — вот что поразило его. Оно было подобрано очень точно и с большим смыслом, возможно, скрытым для людей, но очевидным для Андрея. Ведь он именно явился в этот мир. Его как будто здесь не было, он не жил и о нем никто не знал — и вот он явился.

«Явление народу…» — не успел подумать он, как услышал голос.

— Не обольщайтесь, мой друг, — мягко проговорил Магистр и задумчиво начал раскуривать огромную гавапу.

— Я хотел спросить.

— Спрашивай.

— Разве так становятся известными? — А как ты хотел?

— Я не знаю, но по-моему… — Андрей не успел договорить.

— По-твоему, — резко прервал Магистр, — забавное выражение у вас — «по-моему», неужели вы можете допустить мысль, что что-нибудь может происходить «по-вашему»?

— Но ведь точно не так.

— А как?

— А как было раньше: текст из рук в руки, народная молва, обсуждения на кухнях, споры, встречи с читателями.

— Встречи с читателями — это хорошо, это я не подумал, но все остальное исчезло, растворилось, как пыль.

— Но ведь все это было.

— Андрей, это не римский форум и не соревнования ораторов в Афинах, это Москва, Третий и последний Рим, теперь людям истину можно донести только так.

— Но ведь вы можете, — и сразу осекся.

— Конечно, могу, но ведь я уйду, а ты останешься с этим миром наедине, так что овладевай их душами, пока они хотят этого. Люди верят тому, что им говорят. Неси им истину, пока они готовы проглотить ее с аппетитом.

— И что сейчас делать?

— Как что, идти па встречу с читателями.

— А разве они?..

— А разве я…

Андрей осекся и быстрыми шагами направился в книжный магазин. Входя внутрь, Андрей ожидал встретить толпы читателей и уже готовился к вопросам. Однако внутри он обнаружил не более десятка покупателей, лениво слоняющихся между огромными стеллажами с книгами. Он подошел к полке, на которой было написано «Новинки» и сразу увидел свою книгу — «Утро мира», Андрей Варфоломеев. Он взял книгу в руки, она казалось какой-то чужой и слишком пафосной. Золотое тиснение букв его фамилии, насыщенный черный цвет обложки, в который по краям врывался белый тон.

— Хорошая книга? — услышал он вопрос за спиной.

Андрей обернулся и увидел седовласого, мягко-стареющего мужчину, явно профессорского вида.

— Не знаю, — застенчиво ответил Андрей.

Профессор, как его про себя назвал Андрей, долго изучал книгу, прочитал несколько страниц в конце, пролистал середину, потом неодобрительно хмыкнул и положил книгу обратно на полку «Новинки». Вот так, подумал Андрей, такой серьезный человек и не заинтересовался его книгой. В этот момент к нему подошла молодая продавщица:

— Интересуетесь? — спросила она.

Андрей держал экземпляр своей книги в руке сразу понял, что речь идет о ней.

Очень хорошая, рекомендую.

Вы читали? — с радостью в голосе спросил Андрей.

— Нет, но все говорят, что книга отличная.

— Все?

— Да, все, — уверенно сказала продавщица и удалилась к полке с женскими романами.

Андрей был растерян. Он ожидал чего-то другого. В этот момент появился Магистр, он буквально выплыл из огромной полки с названием «Мистический детектив».

— Ну как, будем проводить беседы на кухне и ждать народной молвы или займемся делом?

Андрей молча кивнул.

— Хорошо, завтра в пять вечера встреча с читателями.

— Где?

— Как это где, на этом же месте.

На следующий день в 16:40 Андрей входил в книжный супермаркет. Была пятница, и количество людей в магазине просто потрясло Андрея. Людей было не меньше тысячи, и они буквально заполняли все пространство между книжными полками.

— А, Андрей Валерьевич, мы вас давно ждем, — услышал он голос, приближаютцийся к нему.

Андрей обернулся и увидел женщину средних лет, плохо сохранившуюся, но эффектно передвигающуюся в перуанском пончо. Она приблизилась к нему и тихо сказала:

— Уже все готово.

— Все готово, — тихо и задумчиво произнес Андрей.

— Посмотрите, как мы подготовились к вашей встрече с читателями, разве вы ничего не заметили?

Только теперь Андрей увидел, что весь магазин облеплен плакатами с его лицом, которое ровно по симметрии делило число «пи».

— Ах да, спасибо.

Директриса растянулась в улыбке и пригласила Андрея в центр зала, где был приготовлен стол на троих. В центре посадили Андрея, справа от него директора магазина, а слева какого-то очень нервного господина. Вскоре выяснилось, что господин представляет издательство. Он первым начал презентацию, постоянно благодарил Андрея за то, что тот соизволил опубликовать рукопись именно в их издательстве и был так любезен к ним. Дальше мысли представителя издательства как-то терялись, и Андрей уже не улавливал их.

Все пространство Андреева сознания теперь заполняли читатели. Он с ужасом ждал вопросов от этой разгоряченной толпы. Он пытался собраться с мыслями и сосредоточиться на будущих вопросах, но сознание не слушалось его и расплывалось по полкам магазина. Андрей злился на себя, ведь это именно те самые читатели, с которыми он так жаждал общаться. Эта мысль резко успокоила Андрея, и он приготовился к вопросам. Когда представитель издательства закончил, директор магазина предложила всем собравшимся не терять времени и сразу перейти к общению с автором. Первый же вопрос выбил Андрея из равновесия:

— Скажите, — услышал он голос из толпы, — зачем вы это написали?

Вопрос был поставлен настолько радикально, что Андрей растерялся. Да, он ждал чего угодно, но только не этого.

Я хотел сказать правду.

— А вы уверены, — сказал тот же голос, — что эта правда сегодня кому-нибудь нужна?

— Уверен, что нужна, — тающим голосом ответил Андрей..

— А где вы черпали вдохновение, — услышал он нежный женский голос и увидел в толпе ЕЕ.

«Не может быть, — подумал Андрей, — она здесь и видит меня». Он не слышал вопроса, он перестал видеть зал. Вакуум наполнил его сознание, и в этом вакууме был лишь один луч — Она.

Андрей собрал остаток сил и хотел было что-то ответить, но толпа ожила и люди начали выкрикивать вместо вопросов нечто нечленораздельное. Он потерял Ее из виду, начал лихорадочно искать взглядом и не слышал ни одного вопроса, обращенного к нему. На помощь пришла директор магазина, успокоившая разбушевавшихся читателей:

— Господа, господа, прошу внимания и тишины, задавайте вопросы по одному и будьте терпеливы, вы услышите ответ автора.

В зале стало гораздо спокойнее, и из толпы страждущих читателей выделилась фигура вчерашнего профессора.

— Скажите, зачем вы все это написали, ведь это вечные непознаваемые истины, да и должны ли мы их сегодня познавать? Может быть, время для этого не пришло.

Андрей собрался было парировать ответ, но услышал голос завмага:

— Уважаемый, ну что за вопрос, задавайте вопросы по существу.

— Позвольте, — возмутился Андрей, — что это значит — по существу, господин как раз спросил про самое существо романа.

Андрей удивился собственной смелости и продолжил, готовый к борьбе за свою книгу:

— Да, время сегодня не настроено для вечности, это так, но ведь человек — существо вневременное. Он всегда готов узнать о себе что-то новое, даже если кажется, что это сегодня не нужно.

И что же нового вы можете нам поведать?

Ничего, — сказал уверенно Андрей, — если вы сами не хотите этого узнать.

В зале повисла зловещая тишина. Несостоявшиеся читатели начали потихоньку расходиться. Вдруг из толпы выделился мужчина средних лет, лицо которого показалось Андрею знакомым. Мужчина был высокого роста, крупный, в роскошном костюме мягких кофейных тонов. Само воплощение элегантности и какого-то не нашего коммерческого успеха. Он держал пять или шесть экземпляров книги Андрея:

— О, я рад прифетствовать великий русский писатель Андрей Варфоломеефф, я прошу автограф на мой книга, я есть перевести книга для мой королева.

— Вам понравилась книга? — смущенно спросил Андрей.

— Да, я не могу подбирать слова моего восхищений.

Не успел странный гражданин договорить, как Андрей выхватил у него первый экземпляр и поставил размашистую подпись на белоснежной странице, после чего подписал все остальные экземпляры, стараясь растянуть этот приятный процесс. Как это всегда и бывает в России, слова неизвестно откуда взявшегося иностранца подействовали на людей, и они решили не упустить случая получить автограф небезызвестного, как теперь выяснилось, писателя.

Всех, конечно, заинтересовал вопрос, какой конкретно королеве вдруг появившийся из толпы иностранец собирается переводить книгу. Пытались вспомнить королев ныне царствующих, но, кроме Англии, ничего не пришло на ум. На англичанина иностранец, по общему мнению, не тянул. Правда, как всегда, это определили по интуиции — ну, вот не англичанин — и все тут. Мы англичан носом чуем. А этот точно не англичанин.

Толпа занервничала и решила на всякий случай купить книгу и получить автограф от «живого» писателя, как выразилась одна очень начитанного вида дама.

— В конце концов, вдруг он и правда окажется известным писателем, — услышал Андрей за спиной чьи-то голоса, — потом будем переживать, что пожалели десятку баксов на автограф.

Общение с читателями оказалось совсем не таким, каким представлял себе Андрей, но очередь из желающих получить автограф оказалась настолько внушительной, что Андрей подобрел и каждому покупателю старался сказать что-нибудь приятное. Потом он поймал себя на мысли, что ждет Ее, ждет, когда она подойдет и протянет ему книгу для автографа. Именно поэтому он так возлюбил каждого, он ждал, что в этой бесчисленной веренице рук, подающих ему книгу для автографа, он увидит Ее до боли знакомые руки.

Когда толпа иссякла, выяснилось, что в магазине не осталось ни одного экземпляра книги. Но Андрея это не радовало. Он так и не смог увидеть Ее. Почему Она ушла, почему не смогла подойти к нему, ведь это так просто и не надо никаких слов, только взгляд, взгляд влюбленной женщины.

— Это феноменально, — кричала завмаг, бегая по магазину, — ничего не осталось, все раскупили за один день, за один день.

Завмаг подбежала к Андрею и начала его трясти:

— Вы понимаете, все продано, это успех, оглушительный успех.

Андрей был удивлен такому странному успеху. Он даже немного приуныл, когда услышал голос Магистра:

— Ну, что вы, мой друг, разве можно грустить, такой успех, завтра будет еще лучше.

— Такой ценой, — опустошенно сказал Андрей.

— Победителей не судят, и потом — вы написали для них правду.

— Я уже не уверен, нужна ли им моя правда.

Магистр рассмеялся:

— Дорогой мой, у вас нет своей или не своей «правды», она одна на всех.

Потом подумал и произнес:

— Хотя люди и сами не знают, что им принадлежит. Ну да ладно, первый опыт вы получили, теперь, надеюсь, вы знаете, что они хотят от вас услышать. Будьте готовы к тому, что люди сами не знают, что им нужно. Вы должны говорить понятным для них языком, все эти «правды» и «истины» пугают людей.

— Как это не знают, что им нужно?

— А вот так, им нужны поводыри, которые скажут, что им нужно делать и куда идти, вот вы и есть поводырь.

Такого мощного откровения Андрей точно не ждал. Жизнь стала усложняться в геометрической прогрессии. Вчера он был всего лить писака-неудачник, а теперь он «поводырь человечества». Такие перемены были слишком болезненны, но Андрей понимал, что теперь его жизнь будет другой, в одночасье он стал звеном чего-то, что никогда не зависело ни от обстоятельств, ни от воли людей.

Проснувшись на следующее утро после презентации, Андрей чувствовал себя, как ни странно, очень хорошо. Он почти ничего не сказал, был сдержан и краток. Он поставил более тысячи автографов, и это только в одном магазине и только за один вечер. Люди, простые люди начали читать его книгу. Он даже забыл про иностранца, который так лестно высказался о его книге.

Андрей умылся и сел завтракать, как тут же услышал:

— Приффествую вас, о великий русский писатель.

Андрей увидел перед собой Любезного в дорогом европейском костюме и в очках.

— Постойте, так значит, вчера этим иностранным господином были вы, — прокричал Андрей, — точно, как я сразу вас не узнал.

— Почему вчера, я и сегодня иностранный господин в дорогом костюме.

— Да, мой друг, Любезный справился как ни когда кстати, — спокойно констатировал Магистр.

— Да, вот кому Андрей был обязан началом своей известности.

— Так значит, это вы…

— Конечно, — тихо сказал Любезный, — мы уж точно знаем толк в русских писателях.

— Полагаю, вы довольны — тихо произнес Магистр.

— Доволен ли я, да я…

— Как вам общение с читателями?

— Грустно.

— А ведь я вас предупреждал.

— А что же делать?

— Кто знает, мой друг, кто знает.

На первой же литературной конференции, устроенной Магистром, Андрей провалился, не зная, что говорить. Он слишком много времени провел наедине с собой, чтобы вдруг сразу начать пони-Мать, что же хотят от него услышать люди.

— Ладно, — сказал Магистр, — придется мне ходить с вами на приемы и учить вас общению с этим миром.

Андрей одобрительно кивнул.

— Запомните, мой друг, вашего мира больше нет, — нет писателей, нет критиков, нет никакой общественности. Есть только вы и читатель. Простой читатель, который хочет знать только одно — где его личное счастье. Особенно женщины. Нигде в мире женщина так не уязвима, как здесь. Она хочет знать, когда ее постигнет любовь, и главное — сможет ли она понять, что это любовь и есть.

— Почему?

— Хороший вопрос, когда вы начнете общаться с людьми, вы поймете. Любовь — это загадочное чувство, оправдывающее бессмысленную вереницу событий в жизни каждого человека.

Скоро по Москве поползли слухи о загадочном продюсере писателя Варфоломеева, который всегда в черном и всегда молчит. Столица, привыкшая к продюсерам музыкальным, была удивлена, что у малоизвестного писателя вдруг появился такой могущественный патрон. Большая Москва еще больше недоумевала, что никто не знал, откуда взялся этот продюсер и почему он никогда ничего не говорит. Эта таинственность разжигала интерес к Варфоломееву еще больше, чем если бы все центральные газеты вопили о его исключительности. Хотя и газеты не безмолствовали.

Оставшиеся по какому-то странному, не рыночному недоразумению литературные критики пытались хоть как-то оправдать современную литературу. Упадок в виде бытописательства стал основным мейнстримом, сметая все на своем пути к инстинктам человека. Импотенция в литературе дала богатую пищу для размышлений о былом величии русской литературы и ее закономерном упадке.

В русле последних подводных литературных течений популярное литературное ток-шоу ангажировало Варфоломеева для беседы.

— Итак, друг мой, говорите свою правду, но только уверенно. Вы не должны сомневаться в правоте произносимых вами слов, ведь вы несете людям откровение, — напутствовал его Магистр.

Андрей не совсем ясно понимал, что за откровение он должен принести людям, но уверенность Магистра перешла и на него, и он согласно боднул головой.

Каждый вечер Андрей стоял перед зеркалом и представлял себя тем самоуверенным и всемогущим лицом, которое смотрело на него с рекламного щита напротив его окон. Он должен быть похож на своего двойника с рекламы.

Воскресным вечером Андрей был приглашен на запись передачи. Неутомимые ведущие, заготовившие сотню традиционных вопросов, начали свою псевдолитературную атаку.

Люди, пытавшиеся вытянуть из Андрея смысл его литературного труда, давно потеряли ощущение литературы и спорили о ней как субъекты всемирного рынка потребления. Их больше всего волновала востребованность книги, а не ее содержание. Форма, а иначе, формат стал важнее содержания. Книга должна была легко читаться в метро, в среде среднего менеджмента и быть легко и беззаботно выброшенной в первую попавшуюся урну, причем размер книги должен был быть немного меньше поперечного сечения среднестатистической городской урны.

В один из вечеров Андрей стоял около зеркала и рассматривал свой первый в жизни смокинг. Андрей всегда питал слабость к хорошей одежде. И даже сегодня у его был весьма внушительный гардероб костюмов. Но смокинга не было никогда. Смокинг был кодом, пропуском в высший свет, пропуском туда, куда Андрей не мог стремиться и в мечтах. Но теперь он рассматривал этот костюм с тщательностью портного.

Магистр сказал, что он должен привыкать К этому костюму как к своей второй коже. Андрей изумлялся тому, как выверены были все линии покроя, но больше всего его поражал широкий алый пояс, туго опоясывающий его талию. Он растворился в собственном изображении, как вдруг из зеркала появился Магистр и быстро заговорил:

— Душа, мой друг, душа требует закалки, а не пояс на теле.

— Простите меня, но все же это потрясающе.

— Это не моя обязанность — прощать людей, впрочем, сейчас не об этом. Уверенность и сила должны родиться в вашей душе, берите пример с великих.

— Я готов, а что нужно делать?

— Демосфен, великий оратор Греции, был стеснителен и косноязычен, для борьбы со своими недостатками он набирал полный рот камней и пытался перекричать шум моря.

— Божественно, — сказал Андрей.

Магистр поморщился и продолжил:

— Гете для борьбы с собственной робостью поднимался на крышу самого высокого собора и часами смотрел вниз, превозмогая себя, после таких процедур толпа зевак уже не могла выбить его из равновесия.

— Хорошо, я все понял.

— Ну что же, мой друг, у вас будет хорошая возможность попрактиковаться, мои друзья пригласили нас на съезд футурологов Москвы.

Андрей что-то слышал о футурологах, но точно объяснить себе, чем занимаются эти люди, не мог.

— О, это ценнейшие люди, уж поверьте мне, но их никто не слушает. Можно сказать, вторая ипостась бога. Не полагаясь только на его волю, они пытаются предсказывать будущее.

Андрей с недоверием посмотрел на Магистра.

— Ну что вы, мой друг, — предвосхищая вопросы Андрея, сказал Магистр, — это серьезные люди, сами они ученые и предсказывают будущее очень профессионально.

Андрей не мог признаться даже самому себе в том, что какие-то могущественные силы в этом мире нуждаются в его помощи. Это выглядело смехотворно. Он был человеком доверчивым и добрым, но ясно понимал, что эти странные иностранные господа появились здесь не только из-за него. Раз есть он, значит, есть еще кто-то, и их жизни как-то связаны в огромный вселенский узел.

Утром следующего дня Магистр входил в огромные кованые ворота офиса всемогущего Марьянова. Именно Марьяпов нашел Магистра и пригласил в Москву для очень важного дела. Насколько важного, знали лишь Марьянов и Магистр.

Магистра проводили в кабинет Марьянова. Кабинет был пуст. Магистра специально оставили одного в кабинете, чтобы он смог оценит все могущество этого человека и проникнуться вселенскими масштабами его деятельности.

На стене кабинета была выложена мозаикой карта мира. Как успел заметить Магистр, карта была инкрустирована всеми известными человечеству драгоценными камнями. Но внимание Магистра привлекли камни невероятных размеров, которыми были помечены несколько мест на Земле.

— Вы достигли пределов могущества, мой друг, — сказал Магистр, когда в кабинете появился Марьянов.

— В самый корень, именно пределов, мне нужны новые горизонты.

После этих слов Марьянов достал из коробки кедрового дерева огромную сигару, срезал кончик золотыми ножницами, закурил, и комната наполнилась огромными клубами дыма.

— Зачем?

— Но ведь судьба не зря мне дала этот шанс.

— Шанс?

— Да, владеть всем миром.

На лице Магистра появилось удивленное выражение.

— Не удивляйтесь, я собрал многих людей, в том числе нашел и вас для решения важнейшей проблемы.

— Какой?

— Это пока тайна, но скоро мы все будем в нее посвящены, верьте мне.

— И какое, позвольте вас спросить, место в вашей тайне отведено мне?

— Арбитра, арбитра высших сил.

— Хорошо, а что вы можете предложить мне взамен моих услуг?

— Все, что вы ни пожелаете.

— То есть любое мое желание?

— Да.

Магистр, не долго думая, произнес:

— Итак, договор скреплен..

— Что же вы просите взамен?

Узнаете со временем.

11

Жизнь Андрея закрутилась в приятных событиях. После стольких лет затворничества и светского воздержания Андрей с удовольствием принимал любые формы общения, особенно подкрепленные хорошей едой и вином. Очередное мероприятие, на которое они попали вместе с Магистром, оказалось симпозиумом футурологов. Симпозиум под названием «Футурология как альтернатива современной истории». Название показалось Андрею очень странным, но вот сам круглый стол просто прыскал изобилием. Постоянные кофе-брейки с канапе из черной икры и омарами. Богатый выбор вин и крепких напитков — все говорило о том, что футурологи живут на широкую ногу.

— Не удивляйтесь, все это финансирует наш друг Марьянов.

Андрей не успел удивиться и задать вопрос «зачем», как тут же получил ответ «почему».

— Наш Марьянов испытывает странное благоговение перед словом «будущее». Это будущее волнует его больше всего. Видимо, настоящее у него столь незыблемо, что не вызывает никаких беспокойств. Но вот будущее!.. И ради этого будущего он готов на все.

— На что на все?

— Вы еще много не знаете, мой друг, но все впереди, пообщайтесь, покрутитесь в этой среде, это может быть полезным для вас.

— А откуда вы его знаете? — спросил Андрей.

— Марьянова?

— Да.

— О, мы познакомились всего пару лет назад, я был арбитром в одной дуэли, где Марьянов вышел победителем, хотя я и участвовал там инкогнито.

Андрей перестал понимать суть происходящего и решил сосредоточиться на земных вещах, а именно на выборе вина и закуски. Такое пищевое разнообразие вскружило ему голову, и он был рад этой нежданной дегустации. В перерыве к Андрею подошел молодой футуролог и, видя, как Андрей пытается выбрать вино, сказал — Дружище, берите «Шабли», здесь только море продукты, — потом добавил со знанием дела: — хотя водка все равно лучше.

Андрей осмотрел фуршетный стол, и действительно, мяса здесь не было.

— Все очень просто, дружище, — сказал все тот же молодой футуролог, — сейчас эра Водолея, и вкушать мясо — только вредить будущему.

Андрей хотел было спросить, в чем же вред мяса, но футуролог затолкал себе в рот хвост омара и многозначительно запил это все почти замерзшей водкой.

— Ну, как вам здесь?

— Пока непонятно.

— Ну, ничего, будущее всегда туманно, но, умоляю вас, не ешьте морского черта.

— Почему?

— Нельзя вернуть предыдущее, и не старайтесь.

Андрей налил себе «Шабли» и уже хотел выпить, как ему помешал все тот же молодой оракул.

— Не любите водку?

Андрей помотал головой.

— Зря, в ней заключен сакральный смысл. Вы знаете, что такое дринк.

— Нет.

— Дринк — это 40 миллилитров сорокаградусной жидкости.

— И что?

А то, что все крепкие напитки имеют крепость в сорок градусов. Даже шотландцы делали шестидесятиградусное виски и разбавляли водой, но, как и мы, пришли к чистому сорокаградусному виски.

— И что? — не понимая, к чему ведет навязчивый футуролог, продолжал Андрей.

— Это и есть наш вклад в мировую культуру. Менделеев не зря пришел к сорока градусам, и этот закон незыблем. Все приводят свои напитки к сорока градусам. Так правильно: сорок на сорок — это и есть идеал.

Андрей залпом выпил вино, пытаясь хоть как-то влиться в происходящее вокруг него.

Посмотрите на немцев — ни бед, ни катастроф. Пиво растворяет разум и делает тяжелым живот. Если бы их шнапс победил, было бы все наоборот. Народ есть то, что он пьет. Посмотрите, они всегда заказывают дринками, всегда зная, на каком дринке их ждет потенциальная остановка. Мы же пьем бутылками, и где во чреве очередной бутылки конец — никто не знает, отсюда хаос. Я его посеял, я и пожну.

— Что вы имеете в виду?

— Все должно иметь свой порядок.

— И в чем же здесь порядок?

— Я продал свою концепцию на Запад. Австрийской фирме «Алпенс Лидер». Они делали ликер, согревающий горнолыжников. Спирт, с добавлением настоя мелиссы и сахарного сиропа, крепостью восемьдесят шесть градусов. Продажи были смехотворными.

— И что?

— Перевел их на сорок градусов — сразу вышли в лидеры продаж. Все-таки Менделеев на Нобелевскую тянул, однозначно.

— А где же гармония? — почему-то спросил Андрей.

— Шампанское!

— Это как?

— Очень просто, одна бутылка шампанского раскрепощает мозг женщины и межбедренное пространство мужчины. Результат — счастье. Кратковременное, но точно выверенное.

С благоговением на лице и полным ртом, ученый исчез. Тут вдруг к их разговору присоединился человек с бородой древнего грека и буквально молвил как оракул:

— Вы видели союз звезд над Москвой?

Андрей сделал понимающее лицо, по которому можно было понять, что он готов слушать собеседника.

— Крабовидная туманность приближается к нашей Галактике.

Андрей и появившийся из ниоткуда Магистр выдавили из себя понимание причастности к некой еще непонятной, но важной тайне.

Она приближается к нам, и мы все под угрозой ее черных дыр, — с этими словами оракул разодрал клешни свежесваренного каменного краба и сквозь мясо закончил:

— Мы все узнаем это вскорости.

Андрей и Магистр сделали понимающие лица.

— И эти люди нужны Марьянову?

— Жажда слепа, мой друг, он интересуется всем, где есть слово «будущее».

— И что, он действительно верит, что эти люди ему чем-то помогут?

— Он по крупицам собирает то, что ему нужно, ну да ладно, нам пора присоединяться к дискуссии.

Председателем круглого стола оказалась женщина со странной фамилией Йогурт, Присцилла Йогурт. Ее ближайшим сподвижником выступал российский эмигрант какой-то там волны, со странной фамилией Билирубинов.

Круглый стол открылся докладом господина Пор-шневича «Концептуальные основы мифологемы рыночной экономики». Поршнсвич настойчиво вселял в умы коллег призрачность так называемого бизнеса, всячески упирая на то, что развитие бизнеса исключительно зависит от фаз Луны и ее так называемых темных пятен. Он уходил в историю, констатируя тот факт, что появление Ост-Индской компании было связано с возмущениями на Луне и фазами оборота планет.

Данный доклад, однако, был просто разгромлен мощным экстрасенсом Ильей Феофановичем. Андрей не расслышал его фамилию, только имя и отчество. Этот господин выступил с историографическим докладом «Где Атланты взяли деньги?». Мощь его доклада сводилась к небывалому тезису, что евро был изобретен еще Атлантами, влившимися в общеевропейский процесс, пройдя через Геркулесовы столбы и став частью Европы. По мнению докладчика, еще тогда закладывались общие основы денег на европейском континенте.

Свой доклад Илья Феофанович закончил очень эффектно. Он достал пачку двадцатидолларовых купюр и с криком «Даешь курс обмена американской валюты на российский рубль по курсу 1913 года» запустил пачкой в зал. Доллары дальше третьего ряда не разлетелись. Футурологи, к изумлению Андрея повели себя очень сдержанно. Никто не бросился подбирать купюры.

Наконец настало время Андрея. Андрей шел на сцену по хрустящим долларам и какое-то вселенское могущество проникало в него. Андрей был заявлен на круглом столе как писатель-футуролог.

— Судьба — это круги, поднимаясь по которым, человек копирует форму спирали, — начал Андрей. — Лишь тот, кто размыкает это круг, меняет судьбу людей. Вплетена ли твоя судьба в судьбу богов, не дано знать никому. Но если боги обратят внимание на тебя, то золотые колесницы времен начнут отсчет Нового Времени. Там, где прошлое передаст эстафету будущему, где родятся новые цивилизации, способные изменить ход планет…

Доклад вызвал общий гул некоего восхищения, но не более. Молодым снисходительно разрешалось фантазирование на тему галактик и планет. Но серьезные мужи ограничивали свои изыскания исключительно Солнечной системой..

Однако об Андрее заговорили как о серьезном теоретике. В общем, это было справедливо. Молодым разрешалось лишь быть теоретиками, ибо к практике переходили мужи, перешагнувшие пятидесятилетний рубеж. Однако, в чем заключалась эта практика, было не ясно. Но Андрей прослыл неким космическим оракулом, прогнозирующим пусть и далекое, но неотвратимое будущее.

На следующий день, когда оракулы закрывали свой диспут, пронеслось небывалое известие. Предсказания основателя футурологии Алвина Тоффлера стали сбываться настолько чудовищно, что вдохновили на доклад старейшину футурологов Бесстыдина-Ворчагова.

Его доклад слушали в гробовом молчании. Он цитировал Тоффлера и тут же давал свои заключения.

— Оракулы, — обратился он к сообществу, от чего сразу вызвал волну уважения, — будущее не спит, оно вглядывается в нас. И что оно видит?

Тишина…

— Оно взирает на нас надеждами и видит чудовищное непонимание. — Тут оратор громко развернул кожаную папку и начал цитировать Тоффлера:

Вторая волна цивилизации будет накрыта Третьей волной. Волной неизведанной, бурлящей.

И докладчик начал цитировать:

Не успел докладчик закончить, как зал разразился овациями. Андрей категорически ничего не понял, поэтому никак не разделил общей эйфории. Все эти загадочные фразы не только ничего не проясняли в будущем, но наводили еще больше околонаучного тумана. Так было легче прокормиться. Чем туманнее будущее, тем вкуснее закуска.

Триумфом для Варфоломеева, который наметил Магистр, должен был стать прием для творческой интеллигенции Москвы. Правда, Магистра интересовала не только творческая интеллигенция, но и деловая. Магистр пригласил на встречу и Марьянова. Тот, конечно, не пришел, — к счастью, как выяснилось позже. На встрече присутствовали журналисты из крупных московских газет и их иностранные коллеги.

Ставку Магистр сделал на Краснова, который должен был презентовать роман Варфоломеева как божественное откровение. Краснов готовился к выступлению тщательно, не решаясь расстроить такого могущественного заказчика.

— От вас требуется положительная рецензия, по всей правде.

— Хорошо, — сказал Краснов, — исполню в лучшем виде.

После начала презентации гости были приглашены на фуршет. Предполагалось, что обсуждение пройдет уже после еды, в сигарном зале, за рюмкой коньяка.

После долгого обсуждения в дискуссию вступил Краснов, он еле держался на ногах. После непотребного количества алкоголя он стал невменяемым:

— Варфоломеев, этот гений современности… — тут он запнулся и долго собирался с мыслями.

В зале воцарилась зловещая тишина.

— Этот гений, этот выдающийся человек, проложивший новый путь в литературе…

Тут Краснов снова запнулся, выпил воды и совершенно безумным взглядом оглядел всех присутствующих.

— Этот гений продал душу отдал ее на заклание дьяволу, чтобы получить вдохновение, я видел, я сам видел это…

С этими словами Краснов накинулся на Магистра и начал исступленно его трясти. В зале воцарилось недоумение. Никто и не пытался утихомирить Краснова. — Вот до чего зависть может довести! — крикнул кто-то в зале.

Бомонд, опомнившись от оцепенения, бросился спасать западного гостя от объятий ополоумевшего русского писателя. Они стащили Краснова на пол и завязали ему руки полотенцем.

Магистр, не ожидавший такого неповиновения, был искренне удивлен.

— Да, Россия полна сюрпризов, даже на пороге ада ее жители устраивают балаган.

— Дьяволу, дьяволу, он продал душу дьяволу, — не унимаясь орал Краснов. — Только дьявол мог дать ему такую необузданную славу.

— Выведите его из зала, — раздались крики сытых критиков и пьяных писателей.

— Я костьми лег в русскую литературу, я эпос написал, я плюнул в вечность, — не унимался Краснов. — А что сделал этот Варфоломеев? Это мое место в литературе, это я должен был…

Что должен был сделать Краснов в литературе, так и осталось загадкой, потому что его уже никто не слышал. Он бился в истерике, крича что-то невразумительное.

Толпа, схватив обезумевшего Егора, вытащила его на улицу, где и оставила в связанном виде.

Краснов перестал кричать и лишь тупо озирался по сторонам. Шевалье и Любезный, подхватив его за руки, исчезли в неизвестном направлении.

Через час в апартаментах роскошной московской многоэтажки сидели четверо. Связанный и спокойный писатель Краснов, неизвестный иностранец, которого все называли Магистр, и двое его слуг.

— Вы знаете, кто такой Томас Торквемада? — не ожиданно спросил Магистр у Краснова.

— А зачем я должен это знать, мне все равно.

— Итак, знаете или нет?

— Знаю, он певец.

— Певец? — искренне изумился Магистр.

— Да, певец из шансона.

— Нет, он Великий инквизитор Средневековья.

Магистр был поражен убогостью «инженера человеческих душ». Он хотел прочитать Краснову монолог об истине и искуплении, о наказании и долге, но понял, что это не даст никакого эффекта.

— Всех, кто продал душу дьяволу, Торквемада замуровывал заживо, — тихо и очень торжественно сказал Магистр.

— Но ведь это не я, а он продал.

Магистр понял, что изменить ничего не удастся, и обреченно скомандовал:

— Замуровать его, ибо делами его ведает только Господь.

— Замуровать? — с ужасом повторил Краснов.

— Замуровать, замуровать, — радостно завопил Любезный.

— Что это значит? — заорал Краснов. — Как это замуровать, это вам не…

Не успел он договорить, как Любезный перебил его, обращаясь к своему господину:

— То есть вы, Милорд, хотите сказать, что он навсегда останется в литературе?

— Конечно, а чего еще может желать настоящий писатель.

Больше о Краснове никто не слышал..

Теперь вся Москва знала, кто такой Андрей Варфоломеев. Его книгу не прочитал только ленивый. Интернет, особенно литературные ресурсы были переполнены форумами, на которых обсуждалась его книга, его личная жизнь, его любимая еда, его любимый ресторан и его любимый цвет в одежде. Андрей побывал на всех ток-шоу страны, везде отвечая на одни и те же вопросы.

Лишь один вопрос смущал его. Вопрос о женщине. Он привык давать один и тот же ответ, что у него есть возлюбленная, но, кто она и чем занижается, остается тайной. Папарацци преследовали его и днем и ночью, пытаясь заснять в объятиях этой таинственной женщины, но так ничего и обнаружили.

Однажды утром, готовясь к очередной встрече с читателями, Андрей ощутил странное чувство, чувство неудовлетворенности своим существованием. Любимая была далеко, и он ничего не знал о ней, все остальные люди стали для него агрессивной средой, в которой он двадцать четыре часа был готов к отпору и сопротивлению. Он жаждал живого человеческого общения и готов был обсуждать свою книгу часами, но вместо этого людей интересовали только его одежда, отдых и частная жизнь.

Журналисты, отчаявшись что-либо узнать о его личной жизни, начали терять к нему интерес. Он меньше всего интересовал их как писатель. Им нужны были измены, расставания и слухи о женитьбе. А любовь? Это их не интересовало вообще. Любовь плохо продается.

Андрей начал сильно уставать от этого мира, который вторгался в него и требовал, именно требовал сенсаций. А вся его сенсация заключалась в его книге, именно там были все его тайны. Они все читали его книгу, но были не способны увидеть в ней главное. Со временем шумиха вокруг Андрея и его романа начала утихать. Теперь ни плакаты, развешенные по Москве, ни бурлящий Интернет не беспокоили его. Одинокие поклонники все еще ждали его автографов, но шум вокруг его персоны начал стихать, и Андрей был этому несказанно рад. Известность оказалась очень странной субстанцией. Она принесла ему все то, чего он от нее не ожидал. Но ведь именно так и бывает. Человек ожидает того, чего на самом деле нет.

Каждое утро Андрей просыпался с мыслью о Ней. Сны стали так навязчивы, что проникали в его жизнь. Он уже не знал, где граница между реальностью и сном. И там и там он видел Ее. Она приходила к нему во сне, и о ней были все его мысли наяву. Реальность, мечты и сны так перемешались в нем, что он их уже не разделял.

Андрей вставал очень поздно, обычно после обеда. Долго приходил в себя, лежал в ванной и размышлял. Мысли, их ход и направления теперь занимали все его время. Он строил сложнейшие комбинации, которые разъедали его сознание. Он жаждал Действия, но был лишь наблюдателем жизни.

Андрей все чаще оглядывался на прожитую жизнь. Ему почти сорок. Это тот странный страшный для мужчины возраст, когда он беспристрастно начинает оценивать свою жизнь.

И эти оценки приводят к бурным изменениям в жизни. Он не создал семью, у него не было детей, друзья растворились во времени и обстоятельствах. Он ничего не достиг, был никому не известен и начал уже разочаровываться в жизни, которую всегда так любил. И вот теперь он во фраке, с книгой, разлученный с любимой женщиной.

— Кто был никем, тот станет всем.

— Голос Магистра разорвал цепь мыслей Андрея.

— Мой милый друг, разве вы не знакомы с Великим Писанием?

— Как-то не очень, — смущенно ответил Андрей.

— Это очень плохо, писатель должен знать первоисточники человечества.

— Да, а я никогда не читал их.

— Придется почитать, мой милый друг, даже не веря в бога, нужно знать, что он говорил.

— Зачем, если я в него не верю.

— Тогда почитайте Гегеля.

— А, а он-то тут при чем?

— Господин написал забавнейшее произведение — «Жизнь Иисуса».

— И он?

— Да, такое вот «Евангелие от Гегеля».

Прошел месяц. Андрей не вылезал из общения с людьми. Он начал осознавать, что не чувствует себя, он стал публичным человеком, ощетинившимся и всегда готовым к отпору. Он так уставал, что начал реже вспоминать о Ней. Ему казалось, что он — загнанный зверь и выхода нет.

— Ты доволен?

— Доволен? — сорвался Андрей. — Чем? Тем, что меня все дергают и норовят добить глупыми вопросами?

— Но это и есть слава.

— Неужели все делается именно так?

— Конечно, мой друг, ведь вы не первый и не вы последний.

— Значит, это вы?

— Конечно, это моя работа.

— Я не нуждаюсь в ней.

— Хорошо, а чего ты хочешь?

— Я не знаю, не знаю. Но только не этого.

— Да, человек всегда хочет не того, что у него есть, а того, чего у него быть не может.

Магистр замолчал. Андрей не знал, что сказать, и угрюмо молчал.

— Но ведь книга продается, и ты становишься богаче каждый день.

— Богаче, — зло ухмыльнулся Андрей и налил себе полный бокал виски.

— Сейчас еще рано пить.

— Рано, для гения это не имеет значения.

— А разве ты гений?

— А разве нет, Монсеньор?

Настала тишина.

— Зачем вы появились здесь и зачем вам моя слава?

Магистр молчал.

— Вот видите, вы и сами не знаете, зачем затеяли эту игру. Что толку, что они меня знают, кто из них прочел то, что я написал?

— Вам нужна Она?

— Да.

— Тогда вы должны стать достойны Ее.

— Но ведь вы сами говорили, что женщина любит мужчину просто так.

— Конечно, говорил, но, чтобы забрать Ее у Марьянова, нужно стать всесильным.

— А вам зачем это все?

— Так надо.

С этими словами Магистр исчез.

Утром Андрей проснулся с тяжелой головой. Ничего не хотелось делать. Бывают такие дни, когда хочется проваляться в постели, не вылезая на свет божий. «Какая интересная фраза, — подумал сейчас Андрей, — «свет божий». Последнее время он все меньше видел света и постоянно соприкасался с тьмой. Желание валяться в постели было всепоглощающим. Он, превозмогая себя, встал, чтобы выпить кофе, и опять провалится в сон. Проспать до тех пор, пока можно будет выпить вина, и снова непонятная сила выдернет его из этого негостеприимного мира и погрузит в сладостные мечтания.

На неизвестно как свалившиеся на него деньги он купил новую квартиру, по совету Магистра. Дом ему сразу понравился, и Андрей решил, что новую жизнь, к которой он так готовился, нужно начинать с нового жилища. Он был несказанно рад своей новой квартире. В ней все было девственным. Он купил только кровать, шкаф и роскошный дубовый бар, обитый кожей. На последние деньги он купил несколько ящиков самого дорогого вина, даже не вспомнив о еде.

Бутылки, на которые он раньше только смотрел, теперь стали его собственностью. Самые роскошные вина Бордо, Бургундии, Риохи, Тосканы, Пьемонта, Эльзаса занимали все пространство его новой квартиры. Он мечтал каждый вечер, открывая бутылку, он общался с вином, проникая в его глубинные тайны. Ничего не мешало созерцанию мира. И вот однажды он увидел Ее.

Через неделю затворничества в своей новой квартире Андрей решил выйти на улицу. Он закрыл дверь, спустился вниз и увидел, как лимузин подъезжает к воротам их дома. И тут он увидел Ее.

Она в сопровождении нескольких человек села в машину и уехала. Андрей был поражен. Они — соседи, она живет в его доме где-то рядом. Он рыскал по всей Москве, а она рядом, здесь. Он должен Ее украсть, забрать у этого человека.

— На все, мой друг, вы действительно готовы на все?

Магистр опять появился внезапно.

— Да, готов, я заберу Ее у Марьянова.

— Ну что же, Бог в помощь, как у вас говорится.

Андрей теперь не мог уснуть. Она где-то рядом, где-то здесь. Но как вырвать ее из лап этого человека? Он не знал. Утром он проснулся с одной мыслью. Найти Ее и не отдавать никому. Встречи с читателями, интервью и все остальное потеряло всякое значение. Она, она должна принадлежать ему. Андрей начал разрабатывать план похищения. Теперь он был богат, известен и свободен. Свободен от обстоятельств, которые сковывают обычного человека.

Деньги — эта непонятная, странная для Андрея субстанция — вдруг стали его спутником жизни, теперь они, деньги, способны были решать проблемы, над которыми он раньше бился годами. Он еще не в полной мере ощутил их возможности, но уже понял, что с ними он может добиться многого.

На следующий день он столкнулся с Ней в лифте. Три охранника сопровождали Ее. Он вошел в лифт, когда она уже была там. Удивление и беспомощность парализовали его. Он боялся даже посмотреть в Ее сторону, чтобы не вызвать никаких подозрений. Лифт шел так медленно, что Андрей был готов провалится сквозь землю, только бы не чувствовать свое бессилие.

Поднявшись на последний этаж, она вышла в сопровождении охранников, которые не обратили на него никакого внимания. Андрей зашел в свою квартиру и от бессилия рухнул на пол.

— Итак, что ты намерен делать? — тихо спросил Магистр.

Андрей резко обернулся и увидел в кресле приятно расположившегося иностранца.

— Я не знаю, но видеть Ее и не иметь возможности заговорить с ней, прикоснуться к ней — это адская пытка.

— Адская? Не уверен.

— Зато я уверен.

— Еще не пришло время.

Магистр замолчал и погрузился в раздумье.

— Я появился здесь ради этого.

— Ради чего?

— Ради тебя и Нее.

— Что это значит?

— Я должен привести все в равновесие.

Тут Магистр опять замолчал. Он часто прерывал свои речи молчанием, для того чтобы Андрей смог понять всю глубину его слов. Слова всегда действовали на него успокаивающе. Но что Магистр имел в виду, к какому равновесию он стремился и причем здесь жизнь двух простых людей?

— Равновесие, о чем вы говорите?

— Мы должны сохранять Любовь, таково наше предназначение.

— Любовь?

— Да, мы существуем с Ним из-за любви, и вот теперь, когда люди потеряли веру в Любовь, мы должны восстановить баланс.

— Ничего не понимаю.

А по-моему, все яснее ясного. Этот мир живет в поисках того странного чувства, которое рождается от соприкосновения двух людей. Люди и сами толком не могут объяснить себе, что это такое, но стремятся к обладанию этим чувством просто маниакально.

— Другими словами, это чувство призрачно, значит, его нет, любовь — выдумка, иллюзия.

— Так утверждать нельзя, просто бывают времена, когда любовь на каждом шагу, а бывает, как сейчас — когда она исчезает и люди забывают о ней, и кто-то должен вернуть ее людям опять.

— Как Прометей.

— Да, именно так, кто-то, кто вернет в этот мир Любовь. Так может только писатель.

— Вы так говорите, как будто…

— Именно, мой друг, именно это я и говорю. Писатели существуют, как олимпийская эстафета. Именно они сохраняют миф о Любви. Они передают его сквозь время, незримо выполняя один и тот же долг.

— Долг?

— Да, долг. Каждый писатель, о чем бы ни писал, пишет о любви.

— О какой любви вы говорите? — грустно спросил Андрей.

— Да, мой друг, однажды наступает время, когда человек выбирает между чувством и расчетом.

— Да, любовь по расчету — это верх гармонии, грустно сказал Андрей.

Мой друг, расчет бывает разный.

Да, и не только из-за денег. Деньги — это банально. А вот расчет семейный, расчет по знакомству, расчет по времени…

— Расчет по времени, это как, я про такой слышал.

О, мой друг, это самый распространенный вид любви среди людей. Время — самый страшный враг, из-за страха одиночества люди кидаются в объятия любого человека, который кажется им близким.

Но я люблю Ее.

Я знаю, и потому мы здесь…

Магистр опять впал в задумчивость, завернувшись в свой черный плащ.

Ты должен стать настолько известным, чтобы нас пригласили к нему.

К кому?

К ее мужу, тогда все силы станут на весы гармонии, и мы начнем партию равных.

Магистр произнес эти слова настолько торжественно, что Андрей почувствовал себя членом какого-то очень тайного ордена, ведущего борьбу за вселенское счастье.

— Хорошо.

Теперь лишь один вопрос беспокоил Андрея.

— Что вы сделали с Красновым?

— Отправили его в вечность. Ведь вечность для писателя важнее любого времени, — ехидно и со знанием дела проговорил Любезный. — Зачем же вы его наказали? — Он утверждал, что вы продали душу. — А разве не так? — То есть у вас ее нет?

— Да есть же!

— Ну, раз есть, значит, не продавали.

— Значит, нет, — удивленно констатировал Андрей.

— Ну, вот видите, значит, Краснов врет, — спокойно констатировал Магистр.

Андрей был угнетен исчезновением Краснова. Он не хотел, чтобы люди исчезали вот так. Он вдруг осознал, что является игрушкой в руках Магистра, и тот просто использует его для своих странных целей. Сомнения начали разъедать его душу. Почему он должен верить этому странному вдруг из ниоткуда появившемуся господину? Он так же легко обманет и его.

Теперь, когда он добился всего, сил ждать больше не осталось. Его судьба только в его руках и она должна принадлежать ему. Андрей начал разрабатывать план похищения любимой. Он предусмотрел все, как ему казалось.

Лимузин привозил ее домой ровно в шесть часов. Марьянов приезжал домой, как правило, после девяти. Три часа она была дома одна. Он не знал, работает ли она и чем занимается, но днем ее| дома не было. Итак, в его распоряжении три часа. Целая вечность. Она одна, абсолютно одна в квартире, и он так близок к ней. Он может прийти к ней| под любым предлогом, все узнать об их жизни и составить план побега. Что может быть проще? От близости победы у него закружилась голова.

В шесть часов вечера следующего дня Андрей стоял около входа и ждал лимузин. Автомобиль подъехал в шесть пятнадцать, и она вышла из него в сопровождении двух охранников. Они подошли к лифту. Когда двери лифта закрылись, Андрей вошел в дом и стал ждать. Лифт остановился на последнем этаже. Выждав полчаса, Андрей поднялся на последний этаж. На лестничной клетке располагались две квартиры. Он позвонил в дверь первой. Дверь квартиры под № 66 открыла престарелая дама, которая тут же сообщила, что хозяина нет дома, он уехал на отдых за границу. Андрей подошел к квартире под № 67 и нажал звонок. Минуту он чувствовал только тишину, звенящую у него в ушах, потом раздался звук металлических звонков, и дверь открыла Она.

Андрей быстро вошел в квартиру, закрыл дверь произнес:

— Пойдем, я пришел за тобой.

Андрей говорил эти слова и сам не верил себе, Она была одна в квартире. Он всегда любил ее как образ и только теперь заметил, как она хороша. Ее как будто сделали для него. Алые губы, высокая грудь, нагло проступавшая через шелковый халат, нежная прозрачная кожа, широкие бедра. От вожделения Андрей потерял дар речи. Он так долго жил без любви, что теперь всем телом чувствовал влечение к любимой женщине.

— Не бери ничего, я хочу похитить тебя девственной, как будто ты и не принадлежала ему никогда.

Она молча кивнула, взяла его за руку, и они растворились в тишине ночи.

Три дня и три ночи они провели в его квартире. Они не покидали спальню, и лишь на третий день голод выманил их на кухню. У Андрея в холодильнике оказались только яйца и бекон.

Я сделаю тебе яйца по-английски и черствый хлеб.

Хорошо, любимая.

Как ему нравилось говорить — «любимая». Он столько лет провел без любви, даже не замечая этого. Он был обделен, лишен того чувства, которое дает человеку силы жить и дышать. И только сейчас он все понял, но было уже поздно. Магистр не зря появился в его жизни. Ему нужен был Андрей. Одинокий человек, вдруг осознавший, что все, что он делал — иллюзия, а жизнь, жизнь; она…

Андрей был полностью поглощен своими мыслями, когда в дверь позвонили. Она пошла открывать дверь. Больше Ее никто не видел. Люди, похитившие Ее, даже не пытались увидеть Андрея, не хотели угрожать ему. Такая смелость говорила лишь об одном — он не соперник. Он — ничто. В бессилии он вспомнил о Магистре.

— Мой друг, вы нарушили условия договора.

— Договора?

— Да, ведь я просил вас ждать.

— Ждать, опять ждать, — в бессилии проговорил Андрей.

— Конечно, вы поторопились.

— Почему они не убили меня?

— Марьянов необычный человек.

— Он так могущественен?

— Да, мой друг. Вы еще не набрались сил для этой битвы, и потом — без меня вы не одолеете его.

— Но ведь вы сами говорили, что я должен решить свою судьбу сам.

— Так и будет, но лишь в назначенный час…

Дни тянулись бессмысленной вереницей. Андрей опять терял связь с миром и ему казалось, что все, что с ним произошло, лишь видение. Все опять превращалось в большое Ничто.

И вот однажды, как всегда из ниоткуда, появился иностранец в черном одеянии.

— Ну что, мой друг, этот день настал.

— Этот день?

— Да, завтра вы получите свою женщину.

— А Марьянов, что вы сделаете с ним?

— Увидите, Марьянов дает всемирный бал в своем загородном поместье, и именно там мы устроим грандиозное представление!

— Представление, — изумленно проговорил Андрей.

— Да, исчезновение.

Андрей, в белоснежном смокинге, и Магистр, в черном плаще, стояли у ворот, когда за ними подъехал лимузин. Дверь открылась сама, и они сели в машину. Лимузин дернулся и тут же заглох.

— Черт возьми, — сказал шофер, — никак не привыкну к этой громадине.

Магистр внезапно оказался на первом сиденье с водителем и грозно посмотрел на него.

— Простите, Монсеньор, как-то само выскочило, я постараюсь…

— Да уж, постарайся.

— И не забывайте, что это не лошадь. Шевалье, — еле сдерживаясь от смеха, сказал Любезный.

— Конечно.

Магистр вернулся на свое место, и в его руках уже была откупоренная бутылка шампанского.

— Это «Кристалл», мой друг, — обратился он к Андрею, — лучшее шампанское, созданное еще для русского царя.

Магистр разлил шампанское по бокалам.

— Запомните, мой друг, сегодня тот день, когда я исполняю все ваши желания.

Не успел он договорить, как лимузин остановился у ворот огромного дома. Двери снова открылись сами, и Андрей вместе с Магистром вышли из лимузина. Лакей в красной ливрее встречал их у массивных позолоченных ворот.

— Почему они так любят золото? — в задумчивости произнес Андрей, как будто спрашивая у самого себя.

Они прошли несколько метров по роскошному саду, и их остановила охрана.

— Добрый вечер, будьте добры, ваше приглашение.

Магистр достал из внутреннего кармана белоснежную визитку и показал охраннику.

— Мы рады вас видеть, проходите, пожалуйста.

Магистр и Андрей прошли еще одни ворота и оказались во внутреннем дворике великолепного неаполитанского палаццо.

— Вам нравится? Андрей не знал, что ответить. Это была не роскошь, а просто само совершенство жизни.

— Да, это просто великолепно.

Через минуту около них объявился хозяин, Влад Марьянов.

— Я очень рад, что вы приняли мое приглашение на сегодняшний бал, Магистр. Хотя не скрою, вы меня обидели, отказавшись поселиться в апартаментах моего дворца.

— О мой друг, я не привык, чтобы моя персона вызывала чье-нибудь беспокойство, тем более мы прекрасно разместились в центре города.

— Хорошо, друзья мои, будьте в моем дворце как у себя дома, и я надеюсь, что мы скоро уединимся для разговора, важного для нас обоих, — очень таинственно произнес Марьянов.

— Конечно, вечер, я полагаю, будет очень многообещающим.

Андрей ничего не понял, да и не хотел особо вникать в дела Марьянова и Магистра.

— Да, я надеюсь на это, тем более мы ведь с вами коллеги, — опять загадочным тоном произнес Марьянов.

— Коллеги? — искренне изумился Магистр.

— Да, ведь я тоже магистр, магистр делового управления, я получил диплом в Голландии, в вашей родной стране.

— Ну конечно, — одобрительно произнес иностранец.

— А это, я так понимаю, наш дорогой гость, — и Марьянов протянул руку для приветствия Андрею.

— Да, и не просто гость, — загадочно произнес Магистр, — как я и обещал, это оракул, который укажет нам путь.

Андрей, тщательно готовивший себя к любым сюрпризам, такого точно не ожидал. Он хотел отвести в сторону Магистра и выяснить все сразу, но вместо этого очутился в объятиях Марьянова.

— Добрый вечер, — сказал Марьянов, сжимая его за плечи.

— Добрый вечер.

Марьянова отвлек телефон, он извинился и отошел в сторону.

— Ну, как я вас удивил?

— Да, но… и потом… а как я… — Андрей бормотал нечто несвязное.

— Друг мой, на Земле совсем не осталось чудес, удивлять людей — это моя работа.

— Но что я должен делать, говорить, как…

Не успел Андрей закончить, как к ним вернулся Марьянов.

— У меня к вам будет одна просьба, — обратился он к Андрею, — не могли бы вы сопровождать на сегодняшнем балу нашу королеву. Андрей не знал, что ответить, посмотрел на Магистра, который чуть опустил голову в знак одобрения.

— Конечно, я согласен.

— Очень хорошо, а вот и наша королева, встречайте, это моя жена.

— Когда Андрей увидел ее, он потерял ощущение реальности. Его любимая женщина в белоснежном наряде невесты шла к нему навстречу.

— Держитесь, мой друг, — сказал Магистр, — это только начало чудес, теперь вы знаете, что нужно делать, или требуются мои объяснения?

— Теперь нет.

Андрей знал, что встретит ее здесь обязательно, он был готов к этому, но что ее отдадут ему в руки так легко…

— Добрый вечер, — услышал он знакомый голос.

Он увидел Ее и Марьянова. Вместе. Он и так понимал, что они здесь, на этом балу — муж и жена, но видел их вместе он именно впервые. Сначала он рассмотрел Марьянова. Тот был в костюме XIX века, бриллиантовая брошь нечеловеческих размеров сияла в глубине его шелкового галстука. Марьянов источал вселенское могущество.

— Итак, позаботьтесь, чтобы королева не скучала.

В ответ Андрей раскланялся, боясь голосом выдать свое дикое волнение. Она была обворожительной и жутко соблазнительной. Тонкий, незаметный для других шлейф утонченной доступности сочился вокруг.

— Я вручаю вам свою жену на сегодняшний вечер, надеясь получить ее обратно.

С этими словами Марьянов удалился, а Андрей остался наедине с Ней. Магистр тоже поспешил раствориться в толпе и сказал напоследок:

— Держите ее крепче и ничему не удивляйтесь. Сегодня бал влюбленных.

Андрей, ошалевший от счастья, не мог пошелохнуться и вернулся в нормальное состояние, только услышав ее голос:

— Андрюша, мы должны приветствовать гостей.

Он посмотрел ей в глаза и увидел там то, что каждый влюбленный мужчина хочет увидеть в глазах любящей женщины — безграничную любовь.

Только сейчас он понял, что он наедине с любимой женщиной, в этом хаосе человеческого тщеславия. Он может прикасаться к ней, смотреть на нее, думать о ней, и никто ему не помешает, она вся его, пусть только сейчас. Не надо скрывать свои чувства, прятаться от людей, бояться, что она опять исчезнет. Она — королева бала, а он благодаря Магистру — король. «Некоронованный» король.

— Пойдемте, мой друг, — услышал он от нее, — нас ждут гости.

Андрей не мог пошевелиться, и опять на помощь пришел Магистр.

— Будьте смелее, на сегодняшний вечер она — ваша.

И тут же исчез. Андрей взял ее за руку и уже готов был приветствовать гостей, как услышал голос Марьянова в микрофон.

Леди и джентльмены, позвольте открыть наш ежегодный королевский бал. Я представляю вашему вниманию королеву нашего бала, мою жену, и ее спутника — знаменитого русского писателя Андрея Варфоломеева.

— Ура королеве, виват писателю!!!

И вся вечеринка взорвалась восторженными возгласами. Овации стихли через пару минут, и к Андрею и его спутнице начали подходить вереницей гости.

— Позвольте представиться — Валерий Узрамаев и моя супруга.

Андрей одобрительно кивнул.

— Дорогой, — услышал он голос любимой, — одного поклона недостаточно, нужно сказать что-нибудь, например «мы рады вас видеть сегодня».

— Хорошо, я запомню.

— Запоминай, милый, теперь ты это будешь говорить очень часто.

— Добрый вечер, — услышал он сильный мужской голос и увидел перед собой крупного бородатого мужчину, — профессор Тверитинов, к вашим услугам.

— Очень рад, — ответил Андрей, — мы рады вас видеть сегодня вечером.

«Профессор Тверитинов…» — он уже слышал где-то эту фамилию. Ну конечно же, это известный иммунолог, Андрей слушал его доклад на симпозиуме футурологов.

Гости потянулись бесчисленной вереницей, и Андрей для каждого находил пару слов приветствий. Многие влиятельные люди этого мира съехались на бал. Из их разговоров и намеков Андрей понял, что им обещали невиданное зрелище, такое, какое они не могли купить ни за какие деньги мира. На это загадочное представление съехались не только российские небожители, но и гости со всего мира. Андрей приветствовал индийских раджей и арабских султанов, европейских аристократов и американских магнатов.

— Почему все эти люди приехали сюда, чего они ждут?

Он очень могущественный человек, как и все они, и он обещал им что-то, чего они все жаждут.

Господи, сколько загадок, чего же они могут жаждать, если у них и так все есть.

— Не скажите, дорогой господин, — услышал он голос за спиной, — когда все есть, хочется самого главного.

Андрей повернулся и увидел господина в позолоченном сюртуке и маске.

— Самого главного? — переспросил Андрей.

— Да.

— А что же самое главное?

— Бессмертие, — тихо и с глубоким придыханием сказал господин и уверенной кавалерийской походкой направился в сад.

— Не верьте ему, — сказал голос в кустах, и навстречу Андрею и его королеве вышел слуга Магистра, которого тот называл Любезный.

Тут же появился и Магистр.

— Я давно хотела спросить вас, Милорд, почему Вы называете его Любезный, почему у него такое странное имя?

— Оно вовсе не странное, — сказал Любезный, — началось все во времена Войны Алой и Белой розы.

Она попыталась вспомнить, что это за война, но ее мысли прервал Магистр.

— Да, это было давно, миледи, в Англии, во времена этой войны господин служил в королевской пехоте.

— А на чьей стороне вы служили, — почему-то спросила она.

— На обеих сторонах, — спокойно ответил Магистр, — ему было так неудобно, что он служил обеим Розам.

— Я служил Англии, а не господам.

— Да, и поэтому получил прозвище Любезный.

— Так вот, мадам, — не обращая внимания на укоры, продолжал Любезный, — бессмертие — это страшнейшее из мучений, человек лишен этой муки.

— Но жаждет ее, — сказал задумчиво Магистр.

— Жаждет жить вечно, — добавил Любезный.

— Вечно, но зачем? — недоумевал Андрей.

— Богатство вскружило им голову, они заработали столько, что им хватило бы на сотню жизней.

— Чушь какая.

— Ну разве вы не слышали выражение, мой друг, — «у него столько денег, что хватит на не сколько жизней».

— Ну ведь это просто слова.

— Для вас — да, для них — нет, — сказал Любезный.

— И тем не менее, мой друг, все присутствующие сегодня здесь господа — это члены клуба «бессмертных». Они жаждут продления жизни и не чураются никаких экспериментов. Они уверены, что за свои деньги они в состоянии купить себе если не бессмертие, то что-то похожее на отсрочку от смерти. Вот так они вышли на меня.

— Что значит — вышли на вас?

— Они требовали бессмертия и вызвали своими мольбами меня, и теперь нам придется вернуть их к истине.

Магистр исчез, оставив Андрея в полном недоумении. Андрей не знал, зачем ему всего одна жизнь и что с ней делать, а эти господа хотели жить вечно. В этот момент к Андрею приблизился сморщенный старичок, поддерживаемый двумя удивительной красоты белокурыми девушками..

— Казандракис-Казандрапидис, — представился старичок весьма бодро на чистейшем русском языке.

Мы рады приветствовать вас сегодня вечером, — автоматически выговорил Андрей.

Старичок раскланялся и удалился. Андрею показалось на секунду, что эти «волшебные» девушки буквально несут его, и он не касается ногами земли.

— Кто это? — спросил Андрей у своей возлюбленной.

— Я не знаю, милый, один из его гостей.

— ут же, как из-под земли, вырос Любезный.

— Это последний из «золотых греков».

— Сколько ему лет? — зачем-то спросил Андрей.

— Сто один год, — сказал Любезный.

— А почему у него такая необычная фамилия?

— Какая? — вдруг из ниоткуда сказал Магистр.

Странная какая-то.

— Ничего странного, первая часть фамилии его собственная.

— А вторая?

— Его жены.

— Он так ее любил? — почему-то спросил Андрей.

— Это доподлинно неизвестно, отец женил его без согласия на дочери судовладельца. Ее отец строил суда для самого Нобеля.

— Она умерла?

— Да, пятнадцать лет назад.

— А эти «фурии»? — почему-то спросил Андрей — Помогают ему забыть горе?

— О нет, мой друг, они всего лишь сопровождают его в последнее путешествие.

— Он так скорбит по любимой?

— Нет, он так никогда и не любил в своей жизни, но понял это лишь после смерти жены.

Андрей еще раз ощутил укор в свой адрес.

— Эти «фурии», как вы успели заметить, феи Тевтобургского Леса, — ехидно отрапортовал Любезный.

Андрей мучительно пытался вспомнить, откуда это название, но так и не смог.

— Там схлестнулись армии римлян и германцев, битва была настолько жестокой, что феи решилибольше никогда не возвращаться в свой Лес, считая его оскверненным.

Андрей перестал понимать вообще что-либо. И только тут он заметил, что все гости на балу были одинокими, ни одной пары, ни одного мужчины вместе с женщиной.

Он вдруг вспомнил бородатого профессора из книжного магазина и профессора Тверитинова и понял, что это один человек.

— А что с Тверитиновым, он женат?

— Да, на своей ассистентке.

— Любовь?

— Любовь к истине погубила его.

— ?

— Он имел невесту, когда его забрали в засекреченный институт.

— И? — не в силах терпеть сказал Андрей.

— Институт был слишком секретным для невесты, и он оставил ее, не сказав ни слова.

— Так значит, он одинок?

— Нет.

— Женат?

— Да.

— И кто она?

— Она была его ассистенткой в институте, и им разрешили пожениться. — А невеста?

— Она вышла замуж.

— За кого?

— За мужчину.

— И?

— Ничего, она всю жизнь любила Тверитинова и не любила мужа, и даже этого не скрывала.

— А он?

— Он тоже любил другую женщину, но, когда не веста Тверитинова пришла к нему, потерял голову от ее красоты и женился на ней.

— И так все???

— Почти, ожидая ту самую, самую главную Любовь, люди не выдерживают и заключают браки.

— Кстати, Тверитинов, здесь не только поэтому, его секретный институт как раз занимается продлением жизни, — сказал Магистр.

— А Марьянов? — с ужасом спросил Андрей, ведь, насколько я знаю, он…

Дальше произнести это слово, а особенно в Ее присутствии, Андрей не мог. Магистр посмотрел на Нее и тихо произнес:

— Он тоже один, ведь Она с вами.

Разве он не любил?

— Он предал в тот день, когда встретил женщину с Востока, он пожалел, что женат, в первую же ночь с ней.

Она ничему не удивлялась, понимая, что никогда по-настоящему не любила Марьянова.

Предвосхищая все вопросы, Магистр продолжал:

— Он пришел в безумие от той восточной женщины, мечась по всему миру в ее поисках. Телесное предательство не так страшно, как предательство души. Ведь тело бренно и его забавы исчезают со временем. Но душа хранит измену всегда.

Андрей, еще ясно не осознавая смысла этой фантасмагории, тщетно пытался что-то понять.

— Лишь сердце, сберегшее любовь, способно пылать вечно, — тихо сказал Шевалье.

— А почему этот Казадракисказа… — Андрей не смог выговорить его фамилию.

— Ну, мой друг, ведь это и так понятно, золото заменило им все.

— Все?

— Абсолютно все.

В этот момент с поклоном подошел молодой человек тридцати лет.

— Милорд, — обратился он к Андрею, — к вашим Услугам.

Андрей раскланялся и зачем-то спросил:

— Вы женаты?

— Нет.

— А чем вы занимаетесь?

— Скоростной бизнес-авиацией.

— Перенос тела в пространстве, — ехидно шепнул Шевалье Андрею на ухо.

Молодой человек раскланялся и удалился в сторону пиршества.

— А что с ним не так?

— Он уже предал, но боится в этом признаться себе.

— Да, человек — чудесное существо, он познал искусство обмана в совершенстве. Но ведь обманывать других не великое искусство. А вот научиться обманывать самого себя — это талант.

— А что он натворил?

Предал свою невесту.

— Как?

— Ему предложили выгодное место.

— И это так плохо?

— Нет, конечно, но это место испросила для него дочь владельца авиалиний, она его любит.

— А он?

— А он любит дочь пекаря, живущую по соседству с ним.

— Так значит — любит?

— Сейчас он уверен, что любит, но после бала он предаст ее.

— Почему?

— Либо авиакомпания, либо пекарня. — И нет третьего пути?

— Есть.

— Какой?

— Одиночество.

— Привязанность складывается из многочисленных мелочей, — сказал Шевалье.

— А любовь — только из одного главного чувства, — парировал Любезный.

— Я все понял, — закричал Андрей в озарении, — весь этот бал — для меня.

Как только Андрей произнес эти слова, бал со всеми его гостями превратился в декорацию.

— Сначала мы творили любовь везде, где придется, но нигде не было таких результатов, как здесь, — сказал Магистр.

— Здесь?

— Да, в России, здесь люди одарены талантом любви и потому, пренебрегая всем, готовы отдать за любовь все, и потому здесь такой хаос.

— Как это — хаос?

— Хаос любви, только здесь еще богачи женятся на Золушках, больше нигде такого не происходит.

— Последняя цитадель любви, — многозначительно сказал Любезный.

— Любезный у нас тоже грешен.

— Но, Милорд, ведь вы же знаете, я был бедным слугой, а она — дочь графа, как я мог, как…

— Украсть, спрятать, забрать — как угодно, но только не бездействовать.

Магистр успокоился и сел в кресло около фонтана.

— Теперь вы поняли, почему мы здесь. Роковое стечение обстоятельств. Бремя Любезного и предательство Марьянова, это уравнение решило вашу судьбу, — и Магистр буквально проткнул Андрея перстом своей руки.

— И все так просто? — спросил Андрей.

— Конечно, мой друг.

— И мы все здесь — обреченные, — начиная понимать замысел Магистра, проговорил Андрей.

— Именно, включая и вас…

Андрей выпил уже изрядное количество шампанского, когда Магистр и Марьянов покинули веселье и исчезли на втором этаже дворца.

— Куда они пошли? — спросил Андрей.

— У него есть тайный кабинет, он там встречается только с избранными.

— С избранными, а что это значит?

— Я не знаю, Андрюша, но в этом кабинете побывало не более пяти человек за те пятнадцать лет, что я живу с ним.

Ему так хотелось расспросить ее об этих годах и рассказать о своей жизни, но он понимал, что сегодня это все не имеет значения, после сегодняшнего бала они начнут новую жизнь, жизнь вместе и навсегда, и это будет их личным бессмертием.

Время летело незаметно и, как это всегда бывает, остановилось в одно мгновение. Андрей столкнулся лицом к лицу с Марьяновым.

— Благодарю вас за то, что вы были нашим гостем сегодня, — сказал Марьянов, взял жену за руку и пошел в дом.

Андрей остался один, не зная, что делать, он хотел было призвать на помощь Магистра, как услышал голос Марьянова:

— Господа, а теперь коронный номер нашего бала, всемирно известный маг и чародей — Магистр Высших Сил любезно предложил нам сеанс чудесных превращений и исчезновений…

Не успел он договорить, как на сцене в саду появился Магистр в лиловом плаще.

— Дамы и господа, сегодня вы увидите единственный сеанс превращений и исчезновений. Первый и последний раз в Москве. То, чего вы никогда не видели и больше никогда не увидите.

Толпа зашумела возгласами: «Даешь исчезновения!»

Андрей, растерянный в своих чувствах, не представлял, чего можно ожидать от Магистра. Он обреченно смотрел на все это великолепие жизни и ждал Расплаты за свое мимолетное счастье.

В этот момент к нему подошел официант и предложил выпить. Андрей залпом, не прерываясь, осушил три бокала шампанского, но счастливого состояния эйфории так и не ощутил. Он сжался всем телом, как загнанный лев, не зная, атаковать или готовиться к обороне. Магистр больше не принадлежал ему. Он стал достоянием толпы. И что он теперь натворит, не мог предугадать никто.

— Итак, господа, кто первым хочет испытать на себе сеанс удивительного исчезновения?

Голоса затихли, и воцарилась глубокая тишина. В этот момент на сцену вышел сам Марьянов.

— Ну, что же, господин маг, я готов к превращению, но только к самому чудесному.

— Поверьте, мой друг, это будет самое большое чудо из того, что с вами происходило.

С этими словами Магистр подошел к Марьянову и громко сказал:

— Прекрасно, закройте глаза и устремите свои мысли в будущее.

Марьянов закрыл глаза и почти перестал дышать. Магистр развернул свой плащ, накрыл им себя и громко произнес:

— Да будет так навсегда.

Раздался небольшой взрыв, клубы фиолетового тумана распространились по сцене, и, когда рассеялись, Марьянова там не оказалось.

— Дешевка, — раздался чей-то голос, — я в детстве видел это в цирке, дешевка!

— Прошу вас на сцену, — это был голос Магистра.

— Уже иду.

На сцену поднялся человек приятной наружности, в клетчатом полувере и с трубкой в руке.

— Желаете воспоследовать за господином Марьяновым? — томно спросил Магистр.

— Желаю, — громко расхохотался господин с трубкой, — небось он сейчас в спальне у любовницы, забавно посмотреть, что они там делают.

Раздался всеобщий хохот.

— Хорошо, отправляю вас туда, куда вы сами изволили отбыть.

Опять раздался хлопок и господин с трубкой исчез в клубах сизого дыма.

— Кто еще хочет повторить сеанс исчезновения?

Настала гнетущая тишина. Андрей с интересом следил за превращениями Магистра, понимая, что главный сюрприз Магистр оставил для него. Толпа, а теперь это была именно толпа, не знала, что ей делать. Исчезновение хозяина дома и известного бизнесмена напугало всех, и никто не решался повторить сеанс волшебного исчезновения. Андрей шел через напуганную толпу, нервно озираясь по сторонам.

— Итак, господа, прошу внимания, сейчас вы увидите невиданное чудо — коллективное перемещение в пространстве. Помните, господа, самое прекрасное в жизни — это то, что с вами еще не происходило.

Это был голос Магистра, но Андрей уже не слышал его. Только найти Ее и исчезнуть отсюда.

— Не бойтесь, — кричал Магистр, — сейчас вы все ощутите прилив счастья.

В следующую минуту раздался громкий хлопок, как в новогоднюю ночь от тысячи петард. Андрею показалось, что он оглох, он слышал пульсацию крови в собственных висках. Потом вдруг наступила оглушительная тишина. Тишина нарастала и звенела, заполняя все сознание. Андрей упал на колени и закричал изо всех сил. Прошло не больше минуты, как он отчетливо услышал знакомый голос:

— Любимый, что с тобой?

Андрей открыл глаза и увидел Ее. Все исчезло, неаполитанский дворец, люди, пирамиды из шампанского, лакеи и олигархи — все. Она смотрела на него, и ее зеленые глаза искрились сумасшествием этой летней ночи.

— Обними меня.

Как всегда, из ниоткуда появился улыбающийся Магистр и громко заговорил:

— Уважаемые дамы и господа, лимузин подан и отвезет вас туда, куда вы пожелаете.

Магистр был явно доволен тем, что натворил во дворце.

— Мой друг, женщина ждет вас.

Перед глазами Андрея что-то сверкнуло — и он вернулся в реальность. Андрей взял Ее за руку и, как в удивительном сне, который никак не прекращался, пошел к воротам. Двери лимузина сами открылись, и Андрей с королевой исчезнувшего бала оказался внутри.

— Куда изволите? — спросил шофер.

— Домой, — сказала Она.

— Как вам будет угодно.

Через час лимузин въехал в столицу и еще через полчаса остановился около дома Андрея. Двери открылись, Андрей взял Ее на руки не говоря ни слова, и они исчезли в темноте московской ночи…