"Бальтасар Грасиан. Критикон " - читать интересную книгу автора


С недоумением глядел Андренио, как люди, разговаривая, чаще приближали
губы не к уху собеседника, а ко рту: а тот, ничуть не обижаясь на грубость,
напротив, так доволен был, что еще шире разевал рот, будто губы это уши, и
от удовольствия у него слюнки текли.
- Какова причуда! - сказал Андренио. - Ведь слова не едят и не пьют, их
слушают, а эти простофили их так и глотают. Рождаются слова в устах - это
верно, но умирают в ухе, и хоронят их в сердце. А эти-то, гляди, жуют слева
да еще облизываются.
- Верный признак, - заметил Критило, - что в словах этих мало правды, и
потому они не горьки.
- О, разве вы не поняли, - сказал Хирон, - что ныне заведено говорить с
каждым по вкусу его? Видишь, Андренио, того вельможу? Как он смакует
подсахаренную лесть! Как сладко ему отрыгается после угодливых речей!
Поверь, ничего он не слышит - хотя вроде бы слушает, - все слова уносит
ветер. А взгляни на того государя - с какой жадностью глотает всяческую
брехню! Во всем можно его убедить. И, дивное дело, всю-то жизнь верил он
только лживым речам, слыша их каждодневно, и не верил правдивым, слыша их
очень редко. А вон тот спесивый дурак, как ты думаешь, с чего он раздулся?
Ничего путного в нем нет - лишь ветры да тщеславие.
- Наверно, по этой причине, - рассудил Критило, - те, кому правда всего
нужней, так редко ее слышат. Правда горька, а так как слушают они нёбом, то
им либо ее не говорят, либо они ее не принимают; если же какую-нибудь и
проглотят, начинается расстройство, правды они не переваривают.
С великим негодованием глядели странники на гнусных рабов своих
страстей, влачивших длинные цепи: руки связаны - хоть и не веревками - для
добрых дел, особливо для щедрости; шею давит бремя неизбывное, но
добровольное, на ногах кандалы не дают шагу ступить по пути славы - кругом в
железах, а боевой стали чураются. И хотя все вокруг видят позорное рабское
клеймо, их превозносят до небес, им угождают, их восхваляют, и они
повелевают людьми, истинно достойными этого звания, людьми честными и
прямыми, людьми благородного склада. И те во всем покоряются жалким рабам,
на руках их носят, плечи подставляют столь мерзкому грузу. Тут Андренио, не
в силах стерпеть, громко воскликнул:
- Ах, господи! Как бы это добраться до них и перетасовать их судьбы?
Дал бы я хорошего пинка этим людям-креслам, чтобы скинули они своих седоков
и стали тем, чем должны быть и чего достойны!
- Не кричи, - сказал Хирон, - ты нас погубишь.
- Эка важность, когда и так все погибло.
- Не видишь, что это сильные сего, те, кто... это самое.
- Они-то?
- Да, да. Это рабы вожделений, невольники наслаждений, всякие Тиберии,
Нероны, Калигулы, Гелиогабалы * и Сарданапалы **. Им-то и поклоняются. А те,
кого можно назвать господином своих страстей, кто чурается зла, те прозябают
в унижении. Посему ты и видишь беспорочных простертыми в пыли, а порочных
вознесенными высоко. Те, у которых душа чиста и светла, в нужде чахнут, а
те, у кого совесть запятнана и руки замараны, в гору лезут. Добронравному
везде беда, а злокозненному везде дорога. У кого дыхание зловонно, у тех
духу на все хватит; увечные орудуют руками и ногами; слепые кажут путь
жезлами. Итак, добрые внизу, во прахе, а злые наверху.