"Линда Грант. Все еще здесь " - читать интересную книгу автора

"Как ты думаешь, где она сейчас? - спросил тогда Сэм. - Куда
перенеслась? Может быть, назад в Дрезден? Как ты считаешь, Алике?"
Но я не знала; не знали и доктора.
А вот и он - ждет меня у барьера, как всегда, в джинсах, белой рубашке
и белых кроссовках "Найк". Мы крепко обнялись. Я чуть пригнулась, чтобы его
обнять, и ощутила запах - мускусный мужской запах мыла "Пирс", лосьона
"Шанель" и мужских гормонов, если они у братца еще остались.
- Привет, малышка!
- Привет.
А он совсем не постарел. Это я постарела - он остался прежним. В
пятьдесят два года фигура у него та же, что и десять лет назад. Стройной ее
не назовешь - нет, стройным Сэм никогда не был, даже в
тринадцать-четырнадцать, когда подростки начинают, словно весенние побеги,
тянуться в длину. "У этого парня есть мясо на костях!" - говорили о нем наши
дядья. Невысокий, плечистый, крепкий, он улыбнулся мне, обнажив крепкие,
чуть пожелтелые зубы, ироничной и нежной улыбкой, знакомой улыбкой Ребиков,
мужчин, которые умеют лить слезы в кино и не стыдиться этого.
Любые другие брат и сестра на нашем месте ехали бы от Манчестера до
Ливерпуля в молчании, подавленные мыслями о матери, о ее скорой смерти, о
том, что значит для нас эта потеря. Но Ребики попросту не умеют молчать.
Кроме мамы - она-то говорить перестала уже давно. Быть может, психолог
сказал бы, что в немоте она нашла убежище от нашего шумного семейства,
наконец-то избавилась от какофонии бесчисленных и бессмысленных звуков. Но
мы реалисты, мы знали, что потеря речи - неизбежное следствие ее болезни.
- Как она?
В то утро, когда вошли к ней в комнату, она лежала с открытыми глазами,
и дыхание ее было затрудненным и хриплым. Медсестра О'Дуайер приподняла ее,
и в нос ей ударил запах горячей мочи.
- Знаешь, Алике, это просто ужас. Кошмар какой-то. Представь, сидит она
в своем кресле, я вхожу и вижу, как она чешет у себя между ног. Я глазам
своим не поверил, мне показалось... ну, ты понимаешь... на секунду
показалось, что она... Ты только представь - входишь и видишь, как твоя
родная мать такое вытворяет! Я говорю медсестре: "Смотрите, что это она
делает?", а та отвечает: "Нет-нет, мистер Ребик, это просто впитывающая
прокладка, она к ней не привыкла, поэтому..."
-Хватит! - кричу я, топнув ногой. - Не хочу больше слушать! Господи,
как все это мерзко, как унизительно, как...
- Нет, ты послушай, что дальше было. Тут эта О'Дуайер берет меня за
руку и начинает гнать. "Мистер Ребик, - говорит, - надейтесь на Бога, он
милосерден". И всякое такое. А я ей: "Милосерден, значит? Да вы посмотрите
на мою мать, посмотрите, что этот сукин сын с ней сделал, - и у вас еще духу
хватает говорить, что он милосерден?!" А мимо проходил старик Леви и меня
услышал. И знаешь, что он мне сказал? Ты не поверишь! "Как ты смеешь, -
говорит, - так выражаться о Боге отцов наших, который освободил нас из
рабства и вывел из земли Египетской?"
Но я даже улыбнуться не могу. Мне вспоминается мать, какой она была во
времена нашего детства - стройная фигурка в элегантных костюмах от "Сьюзен
Смолл" или "Джегер", плавные и точные движения, роскошные темно-рыжие
локоны, сияющие глаза, устремленные на мужа - доктора, которого в городе
считали почти богом. Святой Саул, спаситель больных детей, каждый день