"Василий Гроссман, Илья Эренбург. Черная книга " - читать интересную книгу автора

шаром, склады. Примерно по такому же принципу с садиками, питьевыми
колонками, бетонированными дорогами, был устроен и люблинский лагерь на
Майданеке, по такому же принципу устраивались в Восточной Польше десятки
других трудовых лагерей, где гестапо и СС полагали осесть всерьез и надолго.
В устройстве этих лагерей отразились черты немецкой аккуратности, мелочной
расчетливости, педантичной тяги к порядку, немецкая любовь к расписанию, к
схеме, разработанной до малейших деталей и мелочей.
Люди поступали в лагерь на срок, иногда совсем небольшой: четыре-пять-
шесть месяцев. В него пригоняли поляков, нарушавших законы
генерал-губернаторства, причем нарушения были, как правило, незначительными,
ибо за значительные нарушения полагался не лагерь, полагалась немедленная
смерть. Донос, оговор, случайное слово, оброненное на улице, недовыполнение
поставок, отказ дать немцу подводу либо лошадь, дерзость де- вушки,
отклонившей любовные предложения эсэсовца, не саботаж в работе на фабрике, а
одно лишь подозрение в возможности саботажа, - все это привело сотни и
тысячи поляков - рабочих, крестьян, интеллигентов, мужчин и девушек,
стариков и подростков, матерей семейств - в штрафной лагерь. Всего через
лагерь прошло около пятидесяти тысяч человек. Евреи попадали в лагерь лишь в
том случае, если они были выдающимися, знаменитыми мастерами - пекарями,
сапожниками, краснодеревщиками, каменщиками, портными. Здесь имелись
всевозможные мастерские и среди них солидная мастерская мебели, снабжавшая
креслами, столами, стульями штабы германской армии.
Лагерь № 1 существовал с осени 1941 года по 23 июля 1944 года. Он был
ликвидирован полностью, когда заключенные слышали уже глухой гул советской
артиллерии. 23 июля, ранним утром, вахманы и эсэсовцы, распив для бодрости
шнапс, приступили к ликвидации лагеря. К вечеру были убиты все заключенные в
лагере, убиты и закопаны в землю. Удалось спастись варшавскому столяру Максу
Левиту - раненым пролежал он под трупами своих товарищей до темноты и уполз
в лес. Он рассказал, как. лежа в яме, слушал пение команды тридцати лагерных
мальчиков, перед расстрелом затянувших песню "Широка страна моя родная",
слышал, как один из мальчиков крикнул: "Сталин отомстит!"; упавший на него в
яму после залпа вожак мальчиков, любимец лагеря Лейб, приподнявшись,
попросил: "Пане вахман, не трафил, проше пана, еще раз, еще раз".
Сейчас можно подробно рассказать о немецком порядке в этом трудовом
лагере -десятки свидетелей, поляков и полек, бежавших и выпущенных в свое
время из лагеря № 1, в своих подробных показаниях рассказывают о законах
трудового лагеря. Мы знаем о работе в песчаном карьере, о том, как не
выполнявших норму бросали с обрыва в котлован, знаем о норме питания: сто
семьдесят-двести граммов хлеба и литр бурды, именуемой супом; знаем о
голодных смертях, об опухших, которых на тачках вывозили за проволоку и
пристреливали; знаем о диких оргиях, которые устраивали немцы, о том, как
они насиловали девушек и тут же пристреливали своих подневольных любовниц, о
том, как сбрасывали с шестиметровой вышки людей, как пьяная компания ночью
забирала из барака десять-пятнадцать заключенных и начинала неторопливо
демонстрировать на них методы умерщвления, стреляя обреченным в сердце, в
затылок, глаз, рот, висок. Мы знаем имена лагерных эсэсовцев, их характеры,
особенности - знаем начальника лагеря, голландского немца Ван Эйпена,
ненасытного убийцу и ненасытного развратника, любителя хороших лошадей и
быстрой верховой езды, знаем массивного, молодого Штумпфе, которого
охватывали непроизвольные приступы смеха каждый раз, когда он убивал