"Василий Гроссман, Илья Эренбург. Черная книга " - читать интересную книгу автора

кого-нибудь из заключенных или когда в его присутствии производилась казнь.
Его прозвали "смеющаяся смерть". Последним слышал его смех Макс Левит, когда
по команде Штумпфе вахманы расстреливали мальчиков. Левит в это время лежал
недостреленный на дне этой ямы.
Знаем одноглазого немца из Одессы, Свидерского, названного "мастером
молотка". Это он считался непревзойденным специалистом по "холодному"
убийству и это он в течение нескольких минут убил молотком пятнадцать детей
в возрасте от восьми до тринадцати лет, признанных непригодными для работы.
Знаем худого, похожего на цыгана, эсэсовца Прейфи, с кличкой "старый",
угрюмого и неразговорчивого. Он развлекал свою меланхолию тем, что, сидя на
лагерной помойке, подстерегал заключенных, приходивших тайком есть
картофельные очистки, заставлял их открывать рот и затем стрелял им в
открытые рты.
Знаем имена убийц- профессионалов Шварца и Ледеке. Это они развлекались
стрельбой по возвращающимся в сумерках с работы заключенным, убивая по
двадцать, тридцать, сорок человек ежедневно.
Так жил этот лагерь, подобный уменьшенному Майданеку, и могло
показаться, что нет ничего страшней в мире. Но жившие в лагере № 1 хорошо
знали, что есть нечто ужасней, во сто крат страшней, чем их лагерь.
В трех километрах от трудового лагеря немцы в мае 1942 года приступили
к строительству еврейского лагеря, лагеря-плахи. Строительство шло быстрыми
темпами, в нем работало больше тысячи рабочих. В этом лагере ничто не было
приспособлено для жизни, а все было приспособлено для смерти. Существование
этого лагеря должно было, по замыслу Гиммлера, находиться в глубочайшей
тайне. Стрельба по случайным прохожим от- крывалась без предупреждения за
километр. Самолетам германской авиации запрещалось летать над этим районом.
Жертвы, подвозимые эшелонами по специальному ответвлению железнодорожной
ветки, до последней минуты не знали о ждущей их судьбе. Охрана,
сопровождавшая эшелоны, не допускалась даже во внешнюю ограду лагеря. При
подходе вагонов охрану принимали лагерные эсэсовцы. Эшелон, состоявший
обычно из шестидесяти вагонов, расчленялся в лесу перед лагерем на три
части, и паровоз последовательно подавал по двадцать вагонов к лагерной
платформе. Паровоз толкал вагоны сзади и останавливался у проволоки - таким
образом, ни машинист, ни кочегар не переступали лагерной черты. Когда вагоны
разгружались, дежурный унтер-офицер войск СС свистком вызывал ожидавшие в
двухстах метрах новые двадцать вагонов. Когда разгружались полностью все
шестьдесят вагонов, комендатура лагеря по телефону вызывала со станции новый
эшелон, а разгруженный шел дальше по ветке к карьеру, где вагоны грузились
песком, и уходил на станции Треблинка и Малкини уже с новым грузом.
Здесь сказалась выгода положения Треблинки - эшелоны с жертвами шли
сюда со всех четырех сторон света, с запада и востока, с севера и юга.
Эшелоны из польских городов - Варшавы Мендзыжеча, Ченстоховы, Седльца,
Радома, из Ломжи, Белостока, Гродно и многих городов Белоруссии; из
Германии, Чехословакии, Австрии, Болгарии и Бессарабии.
Эшелоны шли к Треблинке в течение тринадцати месяцев, в каждом эшелоне
было шестьдесят вагонов, на каждом вагоне мелом были написаны цифры 150,
180, 200. Эти цифры показывали количество людей, находящихся в вагоне.
Железнодорожные служащие и крестьяне тайно вели счет этим эшелонам.
Крестьянин деревни Вулька (самый близкий к лагерю населенный пункт)
шестидесятидвухлетний Казимир Скаржинский говорил мне, что иногда бывали