"Я.И.Гройсман, Г.П.Корнилова. Встречи в зале ожидания: воспоминания о Булате Окуджаве " - читать интересную книгу автора

Оно заканчивалось словами:
"На моем столе стоит его [Паустовского] фотография. Он улыбается.
Я уже давно не исполняю своих песен, а он продолжает по-отечески
улыбаться, как будто всё еще впереди..."
Прощаясь со мной по телефону, он добавил такую фразу:
- Ты звони мне. Я теперь буду дома. Мне врачи запретили куда бы то ни
было уезжать...
Вот почему так поразило меня известие о том, что всего через несколько
дней после этого разговора Окуджава уехал за границу. Где, к великому горю
его друзей и поклонников, вскоре умер.
Что я еще могу сказать о нем? Булат Окуджава был человеком не только
огромного таланта, но еще и редкого достоинства и настоящей скромности. Мне
кажется, что восторги его слушателей на концертах в немалой степени смущали
его. Так, однажды он рассказал, что в Варшаве после его концерта люди в зале
встали.
- Для меня это было ужасно! - говорил он. - Я же не Евтушенко!
Тем не менее все, с кем он хоть раз общался, с кем дружил, все те, кто
слушал его песни, не могли остаться к нему равнодушными. И я, как все, тоже
любила Булата...

Алексей Смирнов

ПЕСЕНКА О НЕЧАЯННОЙ РАДОСТИ

Не сказать, что в детстве мороженое стоило дорого. Пломбир с
вафельками - 15 коп. Но всё же покупали мне его редко. Боялись, как бы горло
не прихватило. И вот в длинных паузах между пломбиром выкушанным и пломбиром
предвкушаемым я придумал играть в мороженое. Роль его исполнял творожный
сырок за те же 15 коп. По форме он напоминал уменьшенную пачку пломбира и
был точно так же завернут в бумажку. Я раскрывал ее, спускал наполовину и,
держа творожок, как мороженое, хвастался:
- А у меня пломбир!..
Это было даже интересней, чем настоящее мороженое, ведь речь шла теперь
не только о лакомстве, но и о съедобной метафоре - двойное удовольствие: ешь
творожок, что вкусно, а изображаешь, как будто ешь мороженое, что еще
вкусней.
В старших классах, когда настал черед стихам и гитаре, мне казалось уже
неловко предаваться таким ребяческим заменам, а хотелось. Поэтому я играл
редко и втайне от других, полагая, что в этой нечаянной радости оригинален и
одинок.

***

...Однажды (в самом начале 60-х) мамин школьный приятель завел ей
пленку с песнями "какого-то Агуджавы", - так произнесла мама фамилию
неизвестного ей автора. Волна ее впечатлений нахлынула на меня, и скоро в
той же полутемной комнатушке у Белорусского вокзала обладатель заветной
пленки с предосторожностями заговорщика (дело-то было как бы нелегальным)
ставил катушку на тихо рокочущую "Яузу" персонально мне.
Лента томительно отматывалась, отматывалась, отмалчивалась,