"Михаил Громов. В небе и на земле " - читать интересную книгу автора

юношеском возрасте я уже мог нарисовать портрет за 20-30 минут.
А иной раз вечером отец брал в руки гитару, а я - балалайку или
трехрядную гармошку, и мы задавали концерт в чисто русском стиле. Отец играл
на всех инструментах, какие только были в доме: на пианино, скрипке, на
гармошке, гитаре, балалайке... Но только как дилетант: он никогда не учился
музыке специально. Я склонен думать, что его родители неправильно определили
его будущую профессию. Мой дед (по отцу) говорил своему сыну: "Поп, доктор и
математик никогда не пропадут в жизни". Все остальные профессии он считал
ненадежными. Вот отец и стал доктором. Но он занимался не только врачебной
деятельностью. Я его помню всегда увлекающимся человеком. Одно время, в
молодости, он увлекся столярным мастерством и смастерил почти всю обстановку
для своего дома. Очень хорошо помню его буфет, письменный стол, сделанный с
большим вкусом и мастерством, с инкрустацией из разноцветной фатры. А какие
игрушки он мастерил для меня! Крестьянскую телегу в полметра длиной (это без
оглоблей!), тарантас, да с каким искусством! Конюшню сделал из фанеры - с
двумя денниками и сеновалом на втором этаже. Отец знал о моем увлечении
лошадьми - и живыми и игрушечными. Было очень интересно наблюдать, как отец
выпиливал лобзиком по фанере. Помню, он сделал как-то аптечку, очень
изящную, и дверцы ее украшал выпиленный рисунок на голубом фоне. Конечно, и
я заразился этим делом, да и игрушки тоже любил делать сам.
Однако после столярного дела отец переключился на слесарное и, освоив
его, сделал самоточку для мелких работ. Сделал он ее на плохоньком старом
токарном станке, купленном по случаю. Конечно, он обзавелся самыми
разнообразными инструментами. Всем этим он разрешил пользоваться и мне. Я
сделал пушки, выточенные на токарном станке. Они отлично стреляли крупными
дробинами по карточным домикам и разным игрушкам. Могу сказать, что все эти
самостоятельные занятия привили мне вкус и любовь к разнообразному
самостоятельному творчеству и овладению в известной мере мастерством.
Позже отец увлекся самодельными радиоприемниками. В то время
существовали только приемники детекторного типа (самые примитивные). Отец
начал их делать по каким-то книжицам, как только появилось на свет радио.
Всем этим он так увлекался, что когда поздно вечером его вызывали к
заболевшему, он с огорчением бросал свое занятие и шел помогать больному.
Нужно сказать, что отец был очень человеколюбив и часто в ночную пору,
несмотря на свой пожилой уже возраст, поднимался с постели и отправлялся в
потемках на помощь больному. Он никогда не спрашивал, кто вызывает, а только
спрашивал, где живет больной и куда идти. Отец пользовался большой любовью и
уважением. На Лосиноостровской его знали очень и очень многие. Я и теперь
еще встречаю знакомых моего возраста, которые помнят его. Это дети, которых
он лечил когда-то. Отец любил их, и его обращение с ними оставило о нем
добрую память. Вспоминают еще, что он был очень хорошим диагностом.
Мои психологические особенности унаследованы во многом от моего отца.
Они, к счастью, упали на благодатную почву, но я уверен, что если бы я не
старался закрепить в себе унаследованные от него полезные качества, то вряд
ли смог бы пролетать столько лет в тех условиях, которые сопутствовали мне в
то время. Для отца были характерны контрасты в психологическом облике и в
настроении. Они передались и мне.
Как-то за чашкой чая у нас с женой зашел разговор о частушках, о
песнях, затем о стихах, которые пелись в давние времена. И мы пришли к
мнению, что русских людей в жизни всегда сопровождают песни, особенно при