"Ольга Громыко. Грань - 2" - читать интересную книгу автора

Жалена проснулась первой. Утро выдалось холодное и пасмурное,
серебряные иголочки инея проросли в трещинах древесной коры, земля
побледнела, выцвела, как всегда бывает перед первым снегом. Кметка
поворошила пепел, обнажив красную плоть углей, подбросила в костер несколько
веток, и дула, зайдя с подветренной стороны, пока они, раздымившись, не
занялись трескучим пламенем.
Ивор спал, а вот кошка сидела у него на груди и по-человечьи серьезно
наблюдала за хлопотами Жалены. Желтые глаза светились изнутри. На черной
треугольной мордочке они казались огромными.
- Чего уставилась? - Шепотом спросила девушка. - Спи себе.
Кошка смотрела на нее, не смаргивая.
Поздновато Жалена смекнула, что ведьмарь солгал. Не нужен ему был
рассвет, а если бы и понадобился - небось сыскал бы дорогу и впотьмах.
Вспомнилась любимая бабкина присказка: во селе шагом да боком, а в лесу
птичьим криком, волчьим скоком. Просто не захотел ночевать под крышей. Или
сразу решил, что не пустят? Глупости, в клеть небось пустили бы. Значит, не
захотел... Почему?
Кошка встрепенулась, прислушиваясь. Соступила на мерзлую землю, зябко
потопталась, глядя в сторону озера.
Теперь и Жалена услышала жалобный, приглушенный расстоянием детский
плач. Сразу подумалось - отстала от непоседливой ребячьей ватаги чья-то
младшая сестренка, надумала домой вернуться, а вышла прямиком к страшному
Крылу. Где уж тут не растеряться, не расплакаться!
Жалена кинула взгляд на безмятежно спящего ведьмаря. "Рассвет проспал,
и служба моя тебе без надобности" - с горечью подумала она. Пожалел ее
гордость, не сказал давеча: "Да на что ты мне сдалась, только под ногами
путаться будешь, еще увидишь, чего не следует...".
"Пойду, подберу девчонку, - решила Жалена. - Солнце, хоть и не кажется,
давно горбушкой из-за земли выглянуло. Водяницы же еще до света в омута
попрятались".
Кошка увязалась за ней - черная беззвучная тень на тонких лапках.
Странно она смотрелась в лесу - то ли неведомый зверек, то ли
пакостница-шешка [16] прибилась к одинокой путнице, семенит торопливо, боясь
упустить поживу.
Изо рта вырывался белый парок, в груди пощипывало; одно хорошо -
замерзла грязь, сапоги больше не промокали и идти было легко, весело.
Озеро открылось Жалене внезапно: впереди то ли сгустился лес, то ли
припала к земле и без того низкая туча; еще десяток шагов - и далекая,
казалось бы, чернота в одночасье обернулась водной гладью, мрачной и
неприветливой. Тростниковые перья Лебяжьего Крыла, сухостой выше
человеческого роста, по-змеиному шипели-шуршали на ветру. В разрывах
тростника серел песок, клоки черных мертвых водорослей тщились выползти на
берег, отчаянно цепляясь за него колючими лапами. Вглубь затоки уходили на
пару-тройку саженей простенькие, но добротные мостки - две длинных доски,
без гвоздей пригнанных ко вбитым в дно кольям. Бросилась в глаза знакомая
прогалинка у воды; были тут и Жаленины следы; зато не сохранилось, к ее
великой досаде, ни единого отпечатка убийцы, как, впрочем, и убиенного -
любопытные вытоптали подчистую, весной, поди, и трава не сразу вырастет.
Недоброе было озеро. Чистое, спокойное, а вот - недоброе, и все тут. И