"Иржи Грошек. Файф-о-клок" - читать интересную книгу автора

- Юмор! - смиренно отвечал я.
- Вот это?! Юмор?! - переспросила она, посмотрела в окно и больше
вопросов не задавала...
Потому что на дворе шатался девяносто первый год, в августе своем...
Мимо, по Цветочному бульвару, проезжали танки, а им что юмор, что сатира -
одна малина... Экипаж три-четыре человека, скорость до семидесяти километров
в час, основное оружие - пушка...
Конечно, статейки "про нашего дурачка" появлялись и в журналах, и в
газетах, но я предпочитал следить за рецензиями по Интернету. И нехлопотно,
и отстраненно. N. N. представлялся мне как некий виртуальный персонаж, без
физического воплощения в моем лице. "Загадки чешской литературы!" Но через
год то ли просочились в печать сведения, то ли отдельные "критики"
догадались самостоятельно, однако стали появляться статьи - мол, что же это
делается, братцы?! Нет на свете такого писателя, как N. N. Теперь журналисты
особо не углублялись в текст романа, поскольку обнаружилась новая тема...
"Единственный N. N., проживающий на территории Чешской Республики, водитель
грузовика!" - выеживались публицисты и знатоки зарубежной литературы. Целый
год они пережевывали сугубо производственную проблему "порнография - не
порнография", с такими нюансами и деталями, что сам роман теперь выглядел
аки детская сказка о Красной Шапочке, зато публицистические подробности
журналистов - откровенной порнографией. И невзирая на то обстоятельство, что
к этому времени вышел второй мой роман под названием "Реставрация фриштыка",
где, собственно говоря, разоблачалась почти что вся мистификация, "критики и
знатоки" продолжали обсасывать проблему - пан я или не пан! Хуже того, они
сделали вывод, что я непременно - пани. Потому что "переводчица с чешского",
а именно А. Владимирова, давила им на амбиции. Ибо, по доброй советской
традиции, кто председатель похоронной комиссии - тот и будущий Генеральный
секретарь; а если N. N. литературная мистификация, то А. Владимирова и есть
автор романа... Ну не может человек в силу обостренного самолюбия не
оставить свой след в книге! Иначе этот бред с "переводчицами" ничем не
объяснить...
Я, в свою очередь, подкреплял все догадки находчивых журналистов,
раздавая литературные интервью по Интернету и телефону, без риска показать
свое подлинное обличье. Говорил и писал только правду, какую хотели услышать
знатоки. И в зависимости от настроения представлялся как пресс-атташе или
пресс-папье неуловимого сочинителя... Вася Пупкин! Если вам необходима такая
конкретика...
- Алло! Может быть, встретимся?!
Телефонный звонок застал меня на пороге квартиры, когда я собрался
выйти - в Санкт-Петербург все-таки... И передумал.
Это была давешняя репортерша, которую я неудачно обозвал идиоткой...
- А разве есть необходимость? - отозвался я на предложение встретиться.
- Я бы могла показать интервью наше...
- Мое! - снова уточнил я.
- с-е! - снова согласилась со мной журналистка, поскольку в данном
случае я выступал как лучший друг писателя N. N.
Однако сойтись с представителями разноцветной прессы я категорически
отказался, потому что на обложке "Фриштыка" была напечатана моя фотография.
Подлинная и сдуру! Правда, за отчетный период я слегка видоизменился,
заматерел и зарос, но все-таки легко идентифицировался. Особенно настырными