"Давид Гроссман. Львиный мед Повесть о Самсоне" - читать интересную книгу автора

И как мы помним, этому подвергают его соплеменники, среди которых он
Вождь и Судья. Им и в голову не придет воспротивиться, хотя бы на словах,
требованиям филистимлян и ради него подвергнуть себя опасности. Они не
предложат ему спастись бегством или утихомирить гнев филистимлян как-то
по-другому. Они хотят его выдать и не скрывают, что им не терпится
отделаться от вечной опасности, которую он с собой несет. А он, конечно,
знает об их мотивах и желаниях, но не попрекает их: "...поклянитесь мне, что
вы не убьете меня", - вот и все, о чем он просит их в эту раскаленную
минуту. Хотя Самсон знает, что убить его они не в силах (он сильнее их всех,
вместе взятых), но у него есть потребность, трогательная, почти
патетическая, услышать из их уст - именно из их уст - обещание: "умертвить
не умертвим". Будто этими словами они, его братья, могут отогнать на секунду
нескончаемую муку, на которую обрекла его мать, упомянув о его смерти еще до
того, как он родился.
Они связывают его двумя новыми веревками. Тот, кто прочитал рассказ о
Самсоне целиком, помнит, что некоторое время спустя Далила спросит, чем его
связать, чтобы усмирить его, а он, подшучивая, скажет: "новыми веревками"; а
когда она это сделает, он разорвет их на руках, как нитки.
Но сейчас он позволяет людям из племени Иуды связать себя такими
веревками. Он стоит среди них, возвышаясь над всеми, и дает обвивать себя
паутиной, чувствуя, как предательские путы впиваются ему в тело. А потом
разрешает им передать себя в руки чужаков.
От его бездействия складывается впечатление, что эта сцена доставляет
Самсону странное и горькое, даже в чем-то извращенное удовольствие. Будто он
участвует в домашнем спектакле, где люди колена Иуды - марионетки, которых
водят на нитях, а эти нити связаны с изначальной потребностью Самсона вновь
и вновь проходить через предательство своих близких.
Удовлетворив эту потребность и выжав из встречи с сынами своего народа
мутный нектар, потребный его душе, Самсон вновь обретает присущую ему мощь.
Это происходит, когда люди Иудеи выводят его из ущелья и ведут к
филистимлянам, ожидающим в месте, именуемом Леха.
Даже тому, кто там не был, легко нарисовать перед мысленным взором эту
картину: три тысячи жителей Иудеи ведут связанного Самсона; эдакая длинная
процессия лилипутов, впереди которой - гигант-Гулливер. При виде его
филистимляне разражаются радостным хохотом, но, когда они подступают, чтобы
схватить его, на Самсона вновь нисходит Дух Господень. Тело его пылает от
страстного желания мстить - до такой степени, что веревки распадаются на
руках, "как перегоревший лен". Он протягивает руку и случайно натыкается на
"свежую ослиную челюсть". И убивает ею тысячу филистимлян.
Когда дело сделано, из воина вновь проглядывает поэт: "...челюстью
ослиною толпу, две толпы, - декламирует он, - челюстью ослиною убил я тысячу
человек". При всем отвращении к этому побоищу нельзя не отметить этот
"изысканный речитатив" Самсона. Обратим внимание на его находчивость при
выборе оружия: лисицы, челюсть осла, голые руки против льва... только
"органические", природные и местные материалы...
И, "сказав это", он "почувствовал сильную жажду". Он взывает к Богу:
"Ты соделал рукою раба Твоего великое спасение сие; а теперь умру я от
жажды, и попаду в руки необрезанных". И эта его мольба вызывает сострадание,
ведь Самсон сейчас так слаб и уязвим: он, почти как ребенок, хнычет и
упрашивает отца.