"Томмазо Гросси. Марко Висконти (историко-приключенческий роман) " - читать интересную книгу автора

церковь и курия (курией называлось место, где феодальный сеньор вершил
правосудие), а решать дела подобного рода надлежало наместникам
архиепископа. Но так как архиепископ бежал из епархии, а многие его владения
на берегу Лекко и в Вальсассине, в том числе и резиденция в Беллано, были
захвачены Крессоне Кривелло - сеньором могущественным и пользовавшимся
милостью у Висконти, то дело лимонтцев попало не к людям архиепископа, а к
слугам Кривелло. Этот же новый господин епархии настолько открыто благоволил
к самозванному настоятелю монастыря святого Амвросия, настолько
покровительствовал его грабежам, так как и сам безжалостно грабил своих
новоявленных вассалов, что лимонтцам ничего доброго ждать от него не
приходилось. Само собой разумеется, что они не смирились и снова пошли
просить о помощи графа дель Бальцо, но все было напрасно. Хотя графа умоляли
и его жена Эрмелинда, и его любимая дочь Биче, у него не хватило духу
вступиться за обиженных, а потому лимонтцы были вынуждены свыкнуться с
мыслью, что их повлекут в это неправое и незаконное судилище, которое, увы,
как они знали заранее, не сулило им справедливого решения.
День, когда было назначено разбирательство этого дела, уже клонился к
вечеру, и сокольничий графа стоял на парапете замка, высматривая, не
покажется ли на озере одна из лодок, которые должны были вернуться из
Беллано. Наконец он увидел вдали бурый парус. Парус приближался, становился
все больше; наконец лодка, которая его несла, причалила к берегу, и
сокольничий бросился со всех ног сообщить об этом своему господину.
Он нашел графа в богато украшенном зале, где тот восседал на большом
кресле с высокой, увенчанной острием спинкой. У его ног на низкой скамеечке
сидел прелестный паж, живой и резвый, как бесенок. Обреченный в силу своих
обязанностей на молчание и неподвижность, мальчик исподтишка забавлялся с
огромной борзой, которая виляла хвостом, настораживала уши и время от
времени по его знаку начинала скакать и прыгать.
На вид графу дель Бальцо было лет около пятидесяти. Из-под его шапочки,
отороченной черным бархатом, выбивались рыжие волосы, которые он с юных лет
именовал белокурыми. Граф по-прежнему продолжал высокопарно называть себя
белокурым, а поскольку с годами он поседел, то теперь и в самом деле именно
белизна больше всего бросалась в глаза в его шевелюре. Худое веснушчатое
лицо его заканчивалось острым подбородком, на котором, когда он говорил,
тряслась короткая, жидкая бородка того же цвета, что и волосы. Серые глазки,
глядевшие из-под мохнатых бровей, были не лишены огня, но на этом сухом лице
в сочетании с неестественно тонкими в уголках и пухлыми посередине губами
они лишь усиливали выражение блаженного самодовольства.
На руке графа сидел великолепный кречет, который, казалось, радовался
его ласкам; он то нежно пригибался, издавая легкий клекот, то ерошил перья,
то слегка поклевывал прикасавшуюся к нему руку. Когда сокольничий вошел в
зал, благородная птица сразу узнала приручившего ее наставника. Забив
крыльями и заклекотав еще громче, она, казалось, просилась к нему на руку.
- Ну как, - спросил хозяин у сокольничего, - кто-нибудь вернулся из
Беллано?
- Да, Микеле и его сын Арригоццо только что высадились на берег в
Карнеччо.
Граф пересадил кречета на руку пажу, который тут же вышел, и вместе с
сокольничим стал ждать гребцов; последние не замедлили появиться.
Отец выглядел почти стариком, сыну же, красивому молодому человеку,