"Василий Семенович Гроссман. Лось" - читать интересную книгу автора

лежал мгновенье в беспамятстве, снова стучал кулаком.
Но квартира была пуста, лишь в воскресенье вечером приедут с дачи
соседи... Сестра из районной поликлиники придет в понедельник утром.
Воскресенье вечером... послезавтра утром... Эти сроки бессмысленно огромны.
Где Шура? Разрыв сердца... сшиблена автомобилем, а может быть, Шура только
что перестала дышать, и ее тело кладут на носилки, несут в анатомический
театр.
Дмитрий Петрович уже не сомневался в смерти жены. В тот миг, когда он
зажег свет и увидел ее пустую постель, он, продолжая существовать, стал, как
ему казалось, безразличен для всех людей на земле.
Шурино преклонение перед народовольцами... Какая сила влекла ее к этим
юношам и девушкам, к их короткой дороге, кончавшейся плахой... А его, своего
больного мужа, Александра Андреевна любила не ради своего жалостливого
сердца или ради своей совести и душевной чистоты, а вот так... Этого "так" -
он не мог понять.
Мысли возникали из тьмы и порождали еще большую тьму.
Шура, Шура...
Хватило бы силы добраться до окна, он бы бросился вниз, на улицу.
Но смерть не только влекла его, она и страшила.
Все вокруг молчало - и сухой свет электричества, и скатерка на столе, и
прекрасное задумчивое лицо Желябова.
Сердце болело, пекло, пронзенное горячей, толстой иглой. Дмитрий Петрович
искал дрожащими пальцами пульс на руке, бессильный перед страхом смерти,
которую он же призывал.
И вдруг глаза Дмитрия Петровича встретились с чьими-то медленными,
внимательными глазами.
Многие годы видел он эту голову на стене и давно уж перестал замечать ее.
Когда-то он привез голову лосихи от препараторщика зоологического музея,
и, казалось, она заполнила все пространство.
В утренней спешке, стоя в дверях уже в пальто и шляпе, он, прежде чем
уйти, поглядывал на голову лосихи, а в трамвае вдруг вспоминал о ней...
Когда приходили знакомые, он рассказывал о том, как убил зверя. Александра
Андреевна совершенно не выносила этой жестокой истории.
Шли годы, голова зверя покрылась пылью, глаза Дмитрия Петровича все
безразличие" скользили по ней. И наконец эта мощная, длинная голова, с
дышащей узкой пастью, окончательно отделилась от сумрачного осеннего леса,
от запаха прели и мха, перешла в страну домашних вещей - и Дмитрий Петрович,
вспоминая о ней лишь в дни квартирных уборок, говорил: "Надо голову лося
посыпать ДДТ, сдается мне, в ней завелись клопы".
И вот в страшный час его глаза вновь встретились со стеклянными глазами
лосихи.
В октябрьское, холодное утро он вышел на лесную опушку и увидел ее... Это
было совсем близко от деревни, где ночевал Дмитрий Петрович, и он даже
растерялся - так неожиданно произошла эта встреча, в месте, где, качалось,
не могло быть зверя: ведь с этой опушки видны были дымки над избами.
Он видел лосиху совершенно ясно и рассматривал ее черно-коричневый нос с
расширенными ноздрями, большие, привыкшие ломать ветки и отдирать древесную
кору широкие зубы под немного приподнятой, удлиненной верхней губой.
Лосиха тоже видела его: в кожаной куртке, в австрийских ботинках и зеленых
обмотках, сильный, худой, с винтовкой в руках. Она стояла возле лежащего