"Василий Семенович Гроссман. Лось" - читать интересную книгу автора

что безнадежно больной чувствует себя лучше, всегда менее интересны, чем
сведения о том, что безнадежно больной чувствует себя хуже.
Предстоящая смерть Дмитрия Петровича интересовала широкий круг людей -
соседей по квартире, и управдома, и дочь, бессознательно связавшую с его
смертью свой возможный переезд в Москву, и регистраторшу в районной
поликлинике, и охотников, совершенно бескорыстно любопытствовавших о судьбе
его уникальной охотничьей винтовки, и дворничиху, приходившую раз в две
недели убирать места общего пользования.
Его безнадежное существование интересовало лишь одного человека -
Александру Андреевну. Он безошибочно, без тени сомнения чувствовал это, он
ловил в ее лице смену радости и тревоги в зависимости от того, говорил ли
он, что одышка стала меньше и днем не было загрудинных болей либо что у него
был спазм и он принял нитроглицерин. Для нее он и безнадежно больным был
нужен, да что нужен - совершенно необходим! Он чувствовал - ее ужасает мысль
о его смерти, и в этом ее ужасе и была спасительная для него живая нить.
Был тихий субботний вечер, соседи в этот вечер обычно уезжали на дачу.
Дмитрий Петрович радовался воскресенью. В этот день с утра и до вечера он
видел жену, слышал ее голос, шорох ее домашних туфель.
Он приоткрыл глаза и вздохнул - пора бы Александре Андреевне уже быть
дома. Но он вспомнил, что она собиралась, идя со службы, зайти в аптеку и
продуктовый магазин.
Он пытался задремать, во время дремоты не так ощущалось томительное
движение - течение времени, а к концу дня он с силой, равной силе голода,
испытывал потребность услышать знакомый звук ключа, потом услышать голос
жены и увидеть в ее глазах то, что было для него важнее камфары, - живой
интерес к его никому не нужной жизни.
- Ты знаешь, - сказал он несколько дней назад, - когда ты подходишь ко
мне, у меня возникает чувство, словно мама рядом, а я, крошечный, в люльке.
- Я соскучилась по тебе, - говорила Александра Андреевна.
Он открыл глаза, в ночном мраке, просветленном уличными фонарями, на
постели напротив спала жена, и Дмитрий Петрович припомнил, что Шура приехала
с работы, напоила его чаем и он уснул.
Несколько мгновений он лежал в полудремоте, с каким-то неясным и тревожным
ощущением тишины. И вот он разобрался, понял - ощущение тишины шло со
стороны постели, на которой лежала Александра Андреевна...
Страх ожег его. Он ошибся! Ему померещилось, будто жена, придя домой,
поила его чаем, отсчитывала в рюмочку капли лекарства. Это было вчера,
позавчера, всегда, а сегодня этого не было.
Испарина выступила у него на груди и на ладонях... Дмитрий Петрович
напрасно считал себя самым несчастным существом в мире - умирать, согретым
любовью жены, казалось ему счастьем теперь. Вот Шуры нет рядом с ним.
Его пальцы медлили повернуть выключатель - темнота была надеждой, темнота
защищала.
Но он зажег свет, увидел застеленную утром постель Александры Андреевны.
Ее нет, она умерла!
Что было в его последнем смятении: горе о погибшей - ее дыхание, ее мысль
и каждый взгляд были драгоценней всего в мире... или жгучая сила его
отчаяния была в том, что погиб человек, единственно любивший Дмитрия
Петровича, такого беспомощного, одинокого...
Он попробовал сползти с постели, стучал сухонькими кулачками в стену,