"Василий Семенович Гроссман. Фосфор" - читать интересную книгу автора

Из рассказа старика нельзя было понять, в чем вина нашего друга и какова
степень ее, - действительно ли он пошел на какие-то противозаконные дела, то
ли не замечал чьих-то махинаций, а когда уж заметил, не нашел в себе силы и
смелости разоблачить их.
Я рассказал ребятам о Кругляке - все были огорчены, все высказали надежду,
что дело кончится благополучно, все согласились на том, что надо бы помочь,
но всем, в том числе и мне, было неприятно ввязываться в дело, связанное с
происшествиями в промысловой артели.
Но дело не кончилось благополучно. Кругляка приговорили к десяти годам
заключения.
Мы снова собрались, и оказалось на этот раз, что двое из участников суббот
не выразили сочувствия Кругляку. Иван Медоров сказал, что всю жизнь
презирает снабженческие мухлевки, блат, жульничество и не способен
сочувствовать причастному к подобному делу человеку, будь этот человек ему
отцом, братом, другом детства. Теодор сказал, что эстетическое чувство -
самое сильное из доступных ему чувств и что он, понимая, насколько это
нехорошо, не может преодолеть возникшую в нем неприязнь к Кругляку.
Мы спорили, шумели, но дело от этого не менялось, да и спор этот был в
общем теоретический - бросаться в бой, писать письма, ходатайствовать о
Кругляке не хотелось, по правде сказать, никому из нас, в том числе и мне. Я
нашел успокоение для своей совести в том, что был очень сердечен с братом
Кругляка, когда раза два-три в год он приезжал ко мне. Я усаживал его в
кресло, поил чаем, расспрашивал о здоровье Давида, предлагал ему денежную
помощь. Я вздыхал, говорил:
- Ах, как бы мне хотелось помочь ему, все мы переживаем вместе с вами его
беду.
Я сказал старику, что напишу Давиду, но он замахал на меня руками:
- Что вы, при свидании Давид предупредил, чтобы вы ему не писали, это
может вам повредить.
Меня это тронуло, и я сказал:
- Во всяком случае, в каждом письме передавайте ему мой горячий привет.
Но я заметил, что просьба не писать Кругляку меня не только тронула, но и
обрадовала.
А когда мы встречались с друзьями, вспоминали студенческие времена,
кто-нибудь обычно говорил:
- Давайте, ребята, выпьем за здоровье Кругляка.
Тост этот принимали дружно, и лишь однажды Медоров сердито сказал:
- Что-то не хочется мне сегодня за Кругляка пить.
Я озлился, но Иван тоже набычился, стал кричать:
- Если черт его разок попутал, как ты сам говоришь, то я вовсе не обязан
пить за тех, кого черт попутал. Пусть черт за него и пьет.
Кругляк жил в лагере сравнительно неплохо. Конечно, лагерь - это прежде
всего лагерь, но все же Кругляка использовали по специальности - он читал
лекции на технических курсах, жил не в общем бараке, а в комнатке при
лаборатории, начальство разрешило ему завести огородик, заняться
кролиководством.
Как-то брат его, приехав ко мне, сказал, что Кругляк просит прислать ему
несколько технических книг и какие-то таблицы, кажется, общесоюзные
стандарты.
Я взялся добыть все это, позвонил Думарскому - он к технике имел более