"Василий Гроссман. В городе Бердичеве" - читать интересную книгу автора

свою жену, детей, старуху мать, он любил свой дом.
Вздыхая, он ушел, и в доме остались только женщины и дети.

Весь день на Ятках кипел котел: мужики торговали белыми, точно
вымазанными мелом березовыми дровами, бабы шуршали венками лука, старухи
еврейки сидели над пухлыми холмами связанных за лапки гусей. Покупательницы
дули на нежный пух меж лап и щупали жир, желтевший под теплой мягкой кожей
птиц.
Темноногие дивчины в цветных хустках носили высокие красные горшки,
через край полные земляникой, и испуганно, точно собираясь убежать, глядели
на покупателей. С возов торговали желтыми заплаканными комьями масла в
пухлых листьях зеленого лопуха.
Слепой нищий, с белой бородой волшебника, молитвенно и трагично плакал,
протягивая руки, но его страшное горе никого не трогало - все равнодушно
проходили мимо. Баба, оторвав от венка самую маленькую луковку, бросила ее в
жестяную мисочку старика. Тот ощупал луковку и, перестав молиться, сердито
сказал: "Щоб тоби диты так на старость давалы", - и снова протяжно запел
древнюю, как еврейский народ, молитву.
Народ продавал, покупал, щупал, пробовал, поднимая глубокомысленно
глаза вверх, точно ожидая, что с голубого нежного неба кто-нибудь
посоветует, покупать ли щуку или лучше взять карпа. И при этом все
пронзительно кричали, божились, ругали друг друга, смеялись.

Вавилова прибрала и подмела комнату. Она спрятала шинель, папаху,
сапоги. Голова у нее пухла от уличного шума, а в квартире кричали маленькие
Тутеры, и ей казалось, что она спит и видит нехороший сон.
Вернувшийся вечером с работы Магазаник ошеломленно остановился в
дверях: за столом сидела его жена Бэйла и рядом с ней большая женщина в
просторном платье, в туфлях-шлепанцах на босу ногy, с головой, повязанной
пестрой косынкой. Они негромко смеялись, переговариваясь между собой, и
примеряли, подымая большие толстые руки, маленькие, игрушечные распашонки.
Днем Бэйла зашла в комнату Вавиловой; та стояла подле окна, и острый
женский глаз Бэйлы уловил скраденную высоким ростом Вавиловой полноту
живота.
- Я очень извиняюсь, - решительно сказала Бэйла, но вы, кажется,
беременны.
И Бэйла, всплескивая руками, смеясь и причитая, принялась хлопотать
вокруг нее.
- Дети, - говорила она, - дети, разве вы не знаете, что это за
несчастье, - и она тискала и топила на своей груди самого маленького
Тутера. - Это такое горе, это такое несчастье, это такие хлопоты. Каждый
день они хотят кушать, и не проходит недели, чтобы у этого не было сыпи, а у
того лихорадки или нарыва. А доктор Барабан, дай ему бог здоровья, за каждый
визит берет десять фунтов пеклеванной муки.
Она гладила голову маленькой Сони.
- И все они живут у меня, ни один не сдохнет.
Оказалось, что Вавилова ничего не знала, ничего не умела, не
представляла себе ничего. Она сразу подчинилась великому знанию Бэйлы. Она
слушала, задавала вопросы, и Бэйла, смеясь от удовольствия, что комиссарша
ничего не знает, рассказывала ей обо всем.