"Василий Гроссман. Четыре дня" - читать интересную книгу автора

предприятие напоминало восхождение альпиниста на белоснежную вершину
недоступной горы.
Доктор, всплескивая руками, бегал вокруг и кричал:
- Сумасшедшая, в твои годы, с твоим сердцем...
Но Марья Андреевна не обращала на него внимания, у нее была любовь к
тяжелым и опасным трудам. Она мастерски натирала воском полы, умело чистила
дымоходы, не гнушалась прочищать толстой железной проволокой засорившийся
унитаз и делала это так быстро и ловко, что старик дворник с восхищением
говорил:
- Ай да барыня, вот это настоящая барыня.
На кухне было невероятно жарко от громадной, топившейся с раннего утра
плиты. Казалось, что мухи, шныряющие в открытое окно, не выдерживая жары,
вылетают на улицу отдышаться, а освежившись и набравшись сил, вновь
возвращаются к кухонным трудам.
Москвин, сидя на корточках перед плитой, ворошил кочергой уголья, и
горячий снег искр сыпался через решетку. Он так старательно подкладывал
сухие березовые поленца, что плита прямо-таки ревела, заполненная белыми и
желтыми лоскутами пламени.
Поля открывала духовку и говорила:
- Та годи же, в цэй духовци нэ то що стрюдель, а пасху мона печь.
Она плевала на раскаленное дно духовки, и слюна вспучивалась и
вскипала.
Поля была сейчас счастлива. Сирота, ушедшая служить в город, она уже
шесть лет работала прислугой, научилась готовить господские блюда, прошла
всю хитрую школу горничной и кухарки, умевшей делать тысячи вещей, чтобы
хозяева вкусно, тепло и чисто жили. Ночью, лежа на своей дощатой кроватке,
полуживая от четырнадцатичасовой работы, она мечтала о том, как выйдет замуж
и заживет своей, а не чужой жизнью. И теперь ей казалось, что кухня
принадлежит ей, что она жена этого веселого молодого парня, который так
ловко колет левой рукой дрова и так душевно расспрашивает ее про деревенскую
жизнь, шепотом учит неповиновению докторше, жалеет ее загубленную у плиты
молодость. И удивительное дело - Москвина тоже тянуло на кухню. Простой
солдатский план, который он сразу же замыслил в вечер своего приезда, увидев
девушку, принесшую самовар в столовую, сейчас казался поганым и ненужным.
Он злился, когда Марья Андреевна за столом говорила, что на украденное
у нее горничными и кухарками можно построить трехэтажный дом. Он поражался
той громадной работе, которая была навалена на Полю, - самовары, завтрак,
обед, мытье полов, мойка посуды, дрова, вода, беганье к дверям, десятки
мелких и мельчайших поручений. А поздно ночью, когда все уже ложились и
тушили свет, из спальни раздавался голос Марьи Андреевны:
- Поля, Поля, дай мне, пожалуйста, стакан чаю, я буквально умираю от
жажды.
И спустя минуту в коридоре слышалось топанье босых ног.
По вечерам он сидел на кухне у открытого окна и разговаривал с Полей.
Он учил ее стратегии классовой борьбы, советовал, как устроить капкан для
хозяйки и заставить ее заплатить восемьсот миллионов рублей за сверхурочную
работу. Потом он рассказывал Поле, как ей будет хорошо и легко жить при
социализме, утешал ее, что терпеть осталось недолго - месяцев восемь,
десять. А днем, так как ему, рабочему человеку, было тошно видеть свое
безделье и ее тяжкие труды, он рубил дрова, топил плиту и очень умело чистил