"Елена Грушко. Рыбка (Сборник "Помочь можно живым")" - читать интересную книгу автора

в том нету, кроме угрозы позора и вечной тревоги, и отвращения к деньгам,
которых пока мало, но которых, уверяет Ромка, когда-нибудь, "очень,
скоро", будет много. Да, им нужны деньги. Тогда они смогут купить в городе
кооперативную квартиру и уехать из этой промозглой избешки, и Ольга, может
быть, вернется в институт - ведь последний курс. Хотя бы на заочное.
Деньги нужны. Да разве деньги купят покой?
Помнится, она, перемазав неумелые руки темной кровью и слизью, взрезала
бритвенно отточенным ножом сверкающую икрянку и, бросив бледно-розовые
ломти рыбы в котел, подвешенный над горько дымящим костром, тем временем
опускала в тузлук нутряной "мешочек" с оранжевой крупной икрой, и потом
ела ее, "пятиминутку", с толстым сельским хлебом, насквозь пропитанным
добела растаявшим свежим маслом. А там доходила и уха. Ломти кеты,
покрытые серовато-белым налетом, с прилипшими почерневшими разваренными
перьями дикого лука, паряще разламывались в миске...
Да, это вкусно и вообще замечательно, но ведь еще вспоминаешь, как
смотрят запорошенные песком глаза мертвых кетин со вспоротыми, ослабевшими
брюшками, и как колышутся на поверхности воды легкие одинокие икринки, а
остальная икра, взятая из многих рыб, плотными слитками, огромными
янтарями отсвечивает в полиэтиленовых пакетах, аккуратно перевязанных
веревочками... Они увозили только икру, а рыбу оставляли, потому что, как
сказал Ромка, у них же нет засольного завода, а если заниматься этим дома,
так не то что Акимов, только глупый не заметит, да и сбыть рыбу труднее,
чем икру: ту умостил в портфель да и свез в город, а в селе, где чуть ли
не в каждом доме и лодки, и сети, и другая снасть, у соседа рыбы не купят,
а в город ее не навозишься. Икра - дело другое, чистое и тихое, не
громоздкое. Куда там, разве до рыбы? И так уж Акимов, считай, глаз с Ромки
не спускает, почему-то именно с него, хотя в селе каждый второй мужик по
утрам тихо возвращается с ночного лова. С другой стороны, понятно же, что
на всех этих тихих хитрецов одного рыбинспектора не хватит, вот он и
вцепился в Ромку. Вчера Ольгин муж водил за собой Акимова, пока тот и
другой не выдохлись. Судя по тому, как был доволен Ромка, объегорил он
Акимова. В лодке и садок, и удочки: вроде бы Ромку только караси да сазаны
интересуют.
Ольга качнула канистру - да уж, запас бензина у Ромки всегда есть. Ох,
ненавидит она и этот берег, и халупу на берегу, и лодчонку, и отлаженный,
словно живой, подвесной мотор "Вихрь", дающий лодке дьявольскую скорость и
маневренность. А ведь все равно накроет Акимов Ромку - не теперь, так
после. Чувствует это Ольга! И тогда ей точно никогда не выбраться из
Малаховки. А ведь могли бы снять комнату в городе уже сейчас. Ромка -
шофер, с его профессией не пропадешь. А она могла бы устроиться в
больницу...
А где-то там, в заповедных уголках, притоплены Ромкины сети и
серебряное стадо рыбин, может быть, уже бьется в них. Найти бы их, да на
дно, чтоб не всплыли...
Ольга вскочила, схватила весло и, тяжело отталкиваясь, отвела лодку,
все еще мотавшуюся у берега, на глубину. Ватник свалился с нее, она
подобрала его, набросила на плечи, застегнула у горла на одну пуговицу.
Ватник был испачкан бензином, Ольга брезгливо ополоснула руки. Возле
бортов поплыли жирные радужные пятна. Лодку беспорядочно качало. Ольга
неловко цеплялась за борта. Она сама еще не понимала, что хочет сделать.