"Елена Грушко. Голубой кедр (Фантастическая повесть)" - читать интересную книгу автора

ровных полосок, и он начал связывать их. Потом обернул в капюшон камень,
вырытый из-под гальки. Надежно обвязал своей <веревкой>. Тщательно
прицелившись, бросил тяжелый ком вверх, стараясь если и не попасть в
верхний проем, то максимально добросить до него и зацепить груз меж
стволов. Камень сорвался и раз, и другой, и третий. Лебедев едва успевал
отстраниться, чтобы не попасть под удар. И вот наконец-то!.. Не веря
удаче, Николай потянул за <веревку>, дернул сильнее - камень держался. Он
даже растерялся на миг. Окинул взглядом свою недолгую тюрьму - и, упираясь
ногами в деревья, стараясь контролировать натяжение <веревки>, полез,
вернее, пополз вверх.
<Колодец> был не так глубок, как казалось снизу, однако выбраться
было труднее, чем он думал. То и дело ударялся головой. Скользили ноги.
Особенно ужасно было то мгновение, когда, почти у самого верха, Лебедев
увидел, что камень под его тяжестью вот-вот перевалится через сук, за
который зацепился. Николай дернулся, пытаясь перехватить руки, но тут
<веревка> снова натянулась, как будто кто-то прижал камень наверху. <Игорь
вернулся!> - подумал Лебедев, сразу забывая обиду и страх. Он с
наслаждением высунулся из щели - и чуть не сорвался опять: крепко упершись
в черные стволы, ему протягивал руку не Игорь, а домовой.


* * *

Костерок тихо приплясывал на берегу. На рогульках висел небольшой
котелок, в который, отгоняя летучие искры, озабоченно поглядывал домовой.
На тряпице, раскинутой на камнях, лежали серые ноздреватые лепешки и
крупно нарезанные куски кеты. Лепешки, по словам домового, который истово
потчевал Лебедева, замешены на черемуховой муке, поэтому они и были так
ароматны и сладки. Потом домовой достал из холщевой торбочки две
берестяные чеплашки и осторожно налил в них из котелка чаю - черного,
горьковатого от щедро брошенных туда лиан лимонника, его красных ягод да
кисточки элеутерококка, колючие стебли которого торчали неподалеку. После
каждого глотка у Лебедева прибавлялось сил.
- Спасибо, дедушка! - сказал он. - Теперь я хоть до завтрашнего
вечера могу идти без отдыха.
Домовой увязывал свою торбочку:
- Вот-вот! Омсон-мама точнехонько так и говорила: мол, только
подкрепить надо силы Мэргена, а там...
- Омсон? - перебил Лебедев. - Так вы ее видели?
- А чего бы мне ее не видеть? Частенько дорожки нас с ней, с
простоволосой, сводят. Я ей другой раз так и скажу: <Не молоденькая, чай!
Нет чтобы платком покрыться, ходишь, волосом светишься!> Мы, домовые,
этого страсть как не любим, а у них, у таежных людей, обычай иной, вот и
ходит, косами трясет, будто девица.
- Она и есть девица! - засмеялся Лебедев. - Ей и двадцати нет, мне
кажется.
- Коли кому что кажется, так тот пушай крестится, - сурово ответил
домовой. - Вот как на твой глаз - сколь мне годков?
Лебедев пригляделся.
- Ну, шестьдесят, ну, семьдесят... - сказал он не очень уверенно, но