"Елена Грушко. Созвездие Видений" - читать интересную книгу автора

Он стоял там, в дверях, высоко... и смотрел на нее - еще бледный,
слабый, но живой!
- Ты что тут делаешь? - спросил сверху.
- Девок лихих гоняю, - тихо ответила Зорянка, вдруг заробев. - Теперь
всякая хворь тебя минет.
- Я что, болен? - удивился Лиховид и провел рукою по лбу. - А что со
мною было? Не помню... Слабость такая... А! - вдруг закивал он. - Наверное,
та самая невстаниха, которой Зверина грозилась?
Зорянка онемела.
"Что говорит!!! Да и глупый же! Иль и впрямь боги небесные земного не
ведают? Ох, обнять, бы его, зацеловать - уж понял бы, что к чему!"
- Что ж ты так рано? - спрашивал меж тем Лиховид. - Еще и солнце не
вставало...
- Рано - чтоб солнце меня не видело, - ответила Зорянка, не понимая,
что говорит.
Да, солнца не было в небе, а светло стало. "Ты, ты мое солнце, - чуть
не крикнула Зоряика, - это ты мне светишь, И другого светила не надобно!"
Она вдруг ощутила, что ноги ее сделались легкими, легче пуху
лебединого, и, как бывало в минуты великого счастья, она поднимается над
землей и идет, идет по воздуху, летит туда, где он ждет, и взор его
пылает... как вдруг Лиховид вздрогнул и с криком:
- Маяк! - бросился внутрь избы.

* * *

Домовушка всю ночь был неспокоен. То покряхтывал-постанывал за печью,
то вдруг начинал шастать по избе, тяжко вздыхая и пришептывая, тычась в-
углы, словно искал что. Так и разогнал дрему.
- Чего тебе, старый? - не выдержал наконец Атей, поднимаясь со своего
жесткого ложа. Он хоть и сам был глубоким старцем, Домовушку почитал, а не
только лишь пригревал как приживала, чуя его родственность со всей этой
землей - более крепкую и глубокую, чем связь с нею людского рода, а уж тем
более - чем его, Атея, собственная.
Глаза Домовушки желто блеснули, и Атей, который тоже равно видел что
днем, что ночью, разглядел, что Домовушка склонился над посохом и не то
хочет, не то опасается дотронуться до него.
- Чего тебе неймется? - спросил было Атей, да так и бросился вперед.
Посох вдруг засветился!
Давно не видывал Атей, чтоб его посох в избе светился.
Он излучал сиянье, только указуя на сокровища земные.
А вот теперь...
Теперь мало того, что огнем горел, - он еще издавал прерывистый гуд...
свет становился ярче, гуд громче, и совсем скоро Атей увидал, что
раскалился, будто подожженный посохом, и угол избы. А вслед за тем раздался
треск, пол разошелся, а под ним разомкнулась и твердь земная, и оттуда пошел
холоден ветрец, и открылась там темная яма, вроде лощины-мертвуши.
Посох издал еще один зычный гуд - и смолк, и сгас, сделавшись вновь
подобным деревяшке, а в ямище узрел Атей очертания человечьего тела.
Захотелось было Атею бежать безочно прочь... но он не шелохнулся... И
не потому, что стыд в нем возодолел страх, хотя оба эти чувства были ему