"Тонино Гуэрра. Параллельный человек" - читать интересную книгу автора

позади, вокруг, она выросла до огромных размеров - это вся земля, которая
есть на планете. В какую сторону ни шагнешь - ты на ничейной земле и виден
как на ладони. Ты вечно под прицелом: по тебе открывают огонь, тебя
снимают со вспышкой, давят колесами, грабят, клеят рекламные ярлыки и по
ошибке ставят к стене, заставляют распластаться, раскинув по обе стороны
руки. Это ад. Америка - часть ничейной земли, где людей стреляют, держат
их в распластанном положении у стены чаще, чем где бы то ни было, хотя это
не сразу видно. Здесь вся жизнь по команде "руки вверх", - пусть ты их
сунул в карманы, все равно ты мишень. К счастью, слышен гул: в котле
закипает вода. Идет пузырями. Начало ее - и нашего - самоуничтожения. Это
уже было: при жизни римлян, египтян и шумеров наступали такие же времена.
И у греков то же было. Но измерил ли кто наслаждение этих народов,
особенно римлян, в час крушения бывших империй? Жаждали, чтобы хуже,
темней, первобытнее, лишь бы что-то новое, крепкое; людей Охватило желание
начать все сначала, и хлынули варвары - массы тогдашней истории, силой
своей и невежеством сокрушившие мраморные колоннады, разгромившие
триумфальные арки. Но от грохота мозг очнулся и заработал. Что останется
от Америки? Может, джинсы на заднице у того, кто ввергнет ее в руины.
Передо мной человек. Я не вижу его: со мной в купе едет светлое пятно.
Вблизи все туманится. За километр вижу все с предельной четкостью. Нет, я
не дальнозорок. Иногда мне и с близкого расстояния удается рассмотреть
мельчайшие детали, и тогда вдали все как в тумане. Не близорук и не
дальнозорок. Просто с некоторых пор у меня такая особенность зрения.
Теперь не припомню, в каком именно месте Америки она у меня появилась -
в Фениксе или еще где; может быть, в вертолете, когда пролетал над Долиной
Смерти. Не исключено. Или в номере гостиницы. Так или иначе, все началось
с сильной боли. Не знаю, что причиняло боль, - может, телесный недуг вроде
гриппа с высокой температурой (я и правда два дня провалялся в постели),
может, душевное потрясение, которое я перенес на старой заброшенной шахте
в момент тоски и панического страха. Одно ясно: с этого времени стал
видеть вдаль. Берусь утверждать, что боль удлиняет дистанцию зрения. И не
в том дело, что предметы, растения, люди видны лучше издалека. Возникает
способность увидеть находящееся за ними: взгляд преодолевает огромные,
тысячемильные расстояния. Видишь пустыни, лунную кору, океанские впадины,
дороги детства и так далее. Все, что рядом - в метре или двух, - теперь
едва различимо, скрыто пеленой тумана. Ты не в силах взглянуть людям в
глаза или просто уставиться в стену. Не потому, что не хочешь, а потому,
что видоискатель твоего зрительного аппарата направлен и выше, и дальше.
Мне даже известна точка, в которую надо смотреть, если, разговаривая с
человеком, испытываешь сильную боль: это точка в пространстве над правым
плечом возле головы собеседника. Взгляд устремлен в эту точку и,
преодолевая преграду стены (если, конечно, за спиной человека стена),
начинает видеть все, что лежит за тысячи километров отсюда. Таким взглядом
смотрят вдаль львы в зоопарке; только кажется, что лев глядит на тебя, на
самом деле он видит Африку. Стоит мне посмотреть кому-то прямо в глаза,
как я начинаю нервничать, но не потому, что передо мной все расплылось, а
потому, что физически ощущаю: желание видеть далеко натолкнулось на
препятствие. Такое чувство испытывает вода, когда кто-нибудь, заткнув
пальцем конец резиновой трубки, не выпускает ее на волю.
Хотя, как знать, может, и не боль вызвала этот оптический эффект.